Известному петербургскому пастырю, настоятелю храма во имя святых первоверховных апостолов Петра и Павла в Шуваловском парке архимандриту Нектарию (Головкину), исполнилось 60 лет, а также 30 лет его иерейского служения.

Родился о. Нектарий (в миру Николай Иванович Головкин) в 1954 году в посёлке Карманово Смоленской области, который расположился на берегу реки Яузы. Детство было трудное: четверо детей у родителей, а время голодное, послевоенное. Зарплаты у отца с матерью были маленькие, так что приходилось и детям подрабатывать. Николай перево­зил в лодке с берега на берег людей весной, когда ледоход сносил кладьи — так назывался небольшой мост через реку. Силёнок у Николая было маловато, поэтому пассажиры сами нередко садились за вёсла. Эхо войны коснулось Николая и другим, страшным образом. Когда ему исполнилось шесть лет, нашёл он в поле гранату-лимонку, выдернул кольцо, а гранату зажал в руке. Недалеко в поле стоял самолёт-«кукурузник», мальчик влез в кабину и, разжав ладонь, показал находку лётчику. Тот не растерялся, схватил гранату и зашвырнул подальше, раздался взрыв… Так Господь уберёг маленького Николая от неминуемой гибели… А о том, как сложилась жизнь мальчика дальше, батюшка расскажет сам.

— Закончив школу, я служил в ракетных войсках Советской армии в Монголии. Вернувшись, жил как все, в 1975 году женился… Мне было 25 лет, когда я сказал себе: «Всё, больше я не могу и не хочу жить по-прежнему. Хочу учиться в семинарии и служить Богу». А о вере я узнал от моей бабушки Ани — у неё была старая Библия, которую она читала и берегла, как безценное сокровище. Осуществить мою мечту о служении Господу было не так-то легко — время-то было советское, богоборческое. К тому же у меня была семья — жена Елена и двое детей. Когда я сообщил о своём решении, тесть решительно воспротивился, напоминая, какие трудности ожидают семью, в том числе и материальные. Но я услышал тихий зов Господа, и уже ничто не могло меня остановить — я поступил в семинарию. А поскольку поступил сразу во второй класс, экзамены за первый сдавал потом экстерном. А трудности и впрямь не заставили себя ждать. Слава Богу, у нас были кое-какие сбережения, которые при весьма скромных наших жизненных потребностях помогли протянуть несколько месяцев. А с приходом зимы я устроился работать дворником. В четыре часа утра — подъём, шёл расчищать снег во дворе, потом душ — и бегом в семинарию, занятия начинались в восемь часов утра. Тесть смирился, но всё допытывался, что главнее всего в жизни. «Да что же тут непонятного? — отвечал я. — Если мы признаём Иисуса Христа как Сына Божия и верим в Него — значит, мы должны доверять Ему и Его Промыслу о нас. А ещё Бог хочет видеть добрых, совершенных людей. «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48), — говорит Иисус. Да весь текст Евангелия, если внимательно читать, говорит нам о том, чтобы мы соблюдали заповеди Божии, любили Господа и своих близких, как самих себя, каялись в грехах». Такие беседы — о Боге и вере — случались потом не раз.

В 1984 году я был рукоположен в диаконы, а через год, когда я закончил четвёртый класс семинарии, митрополит Антоний рукоположил меня в иереи и направил служить в Покровский храм селе Борисово Новгородской области. Трудно передать радость, которая переполняла мою душу: свершилось, я буду служить Богу и людям, а всё земное ничтожно и малозначаще. Поначалу я ездил в Борисово на службы из Ленинграда, а под Рождество решили с матушкой перебраться туда жить. Наступило лето, и я задумался о ремонте храма. И то сказать: балки пола сгнили, стены все в копоти, да и иконостас не мешало бы переделать. Правда, уполномоченный по делам религии строго предупредил: «У нас в области ни один храм не реставрируется, и ты ничего в церкви не переделывай. Крестный ход совершать можно только раз в году. В священническом облачении вне храма не показываться. На кладбище панихиды не служить. А случится причащать больных на дому — смотри, чтобы только вы вдвоём были. О религии и Боге с сельчанами не заговаривать. В храме проповедовать только то, что будешь читать в Евангелии, — никаких посторонних разговоров». Спорить было безполезно, но и выполнять эти требования я не собирался. И когда наступила Димитриевская родительская суббота, я, сказав себе: «Будь что будет, на всё воля Божия», отправился на сельское кладбище служить панихиду по павшим за Родину воинам.

А когда из соседнего села приехали в гости о.Василий и псаломщик Алексий, я попросил их помочь мне оторвать несколько гнилых досок половых. Мы дружно взялись за лом и топоры и не только сняли все старые доски, но и настелили новый пол. Дальше надо было покрасить купол, но леса строить было не по средствам. Что ж, голь на выдумки хитра: из окна в окно перекинули бревно, привесили к нему бочку на верёвке, и в этой бочке, раскачиваясь, Алексей летал от одной стенки купола к другой, успевая сделать кистью на длинной палке мазок. Вот было зрелище: летает псаломщик в бочке в храме и красит купол! Со временем удалось и забор вокруг храма поставить, и иконостас новый с позолоченными Царскими вратами справить.

Лето в тот год выдалось жарким, земля трескалась от зноя, на полях все посадки увяли и пожелтели. Старушки-прихожанки стали просить меня отслужить Акафист пророку Илии. Что делать? Не чувствовал я в себе такой силы веры, чтобы вот так просить у Бога дождя… Ну, собрались бабушки в храме и вместе со мной на коленях перед старинной иконой пророка Илии горячо, многие со слезами на глазах, молили Господа о ниспослании дождя. Господь всегда даёт людям по вере их. Часа в четыре пополудни на горизонте появилось тёмное пятнышко и стало двигаться к селу. Тучка была небольшая, но ливень был знатный, он напитал живительной влагой посевы. «Хвала Богу, — подумал я. — Если так велика вера в наших бабушках — вымолят они и Россию».

Вскоре меня перевели служить в тихвинский храм «Крылечко», что является надвратным храмом Успенского монастыря, затем я был переведён в Александро-Невский храм в Парголове, где прослужил два года. В те годы много людей шли креститься, в том числе и молодёжь. После десятилетий духовного голода народ открывал для себя Бога. Тогда я решил открыть при храме, по сути, подпольную воскресную школу для детей и взрослых — школ не было тогда ещё ни в одном храме города, их разрешили открывать только после 1990 года. Поэтому к нам шли разные люди — от старшеклассников до профессоров университета. А однажды меня пригласили даже в общеобразовательную школу, выступить перед десятиклассниками. Как я волновался! Но завуч потом сказала, что она впервые за многие годы присутствовала на уроке, где дети не издали ни единого звука, боясь упустить хоть слово.

Летом 1989 года мы с матушкой и детьми поехали отдохнуть в Шуваловский парк. И вот, прогуливаясь по его тенистым аллеям, набрели на необычное прямоугольное сооружение. Не сразу поняли мы, что это церковь, так как храм в честь свв.апостолов Петра и Павла, а это был именно он, был построен в 1830—1840­е годы в готическом стиле. Архитектор А.П.Брюллов как раз в 1829 году вернулся из-за границы на Родину, полный творческих планов, и его-то и пригласила Варвара Петровна, вдова графа Павла Шувалова, строить храм на искусственно насыпанном холме… Прошло несколько дней после той памятной прогулки, а чудный храм, покинутый людьми и разрушающийся, не выходил у меня из головы. Помолившись, поехал я в епархию просить владыку Иоанна (Снычёва), чтобы назначил меня восстанавливать этот храм. Так я стал настоятелем Петропавловского храма в Шувалове, который представлял собой, смело можно сказать, развалины. После уборки мусора и некоторых строительных работ мы совершили первую службу — это была Всенощная в ночь под Рождество 1990 года. В том же году закончил я Ленинградскую Духовную Академию.

Ныне храм полностью восстановлен, и у нас находятся частицы мощей святых апостолов Петра и Павла, святителя Николая Чудотворца, икона преподобного Серафима Саровского с частичкой мантии, освящённая в день его прославления в 1903 году.

В ноябре я получил приглашение поехать делегатом в Москву на учредительный съезд Союза русского народа, который возглавлял известный скульптор В.Клыков. На съезде дали слово и мне. Я говорил о том, что казалось мне на тот момент самым важным, — о духовно-патриотическом воспитании молодёжи, о необходимости поднятия сельского хозяйства, ибо налицо была продовольственная зависимость нашего государства, о всемерной помощи тем, кто желает уехать жить в сёла и деревни. Увы, мало кто обратил тогда внимание на мои слова… Также я, будучи председателем общественной организации «Комитет защиты русской культуры», проводил различные конференции и форумы. Комитет защиты русской культуры, учреждённый по благословению владыки Иоанна (Снычёва), возник как орган противодействия развалу государственности, начавшемуся в 1990­х годах, должен был оградить русскую культуру от проникновения всяческой бесовщины. Что я имею в виду? Ну, например, современные театральные деятели создают постановки по русским классикам, но добавляют в них нецензурную лексику или приписывают героям противоестественные наклонности. Такие прочтения классики неприемлемы, губят нашу культуру, растлевают души. В комитет входили доктора наук, профессора, деятели культуры. Комитет разрабатывал и подавал в Госдуму различные законопроекты.

В 2009 году я овдовел… и через год после смерти моей Алёнушки решил принять монашеский постриг: для русской культуры традиционен уход вдового священника в монашество. Митрополит Владимир благословил меня, и тогда я обратился к наместнику Александро-Невской Лавры владыке Назарию с просьбой принять меня в члены монашеской братии. Владыка Назарий, проверив серьёзность моего решения, совершил постриг с наречением иноческого имени в честь прп. Нектария Оптинского. Монах должен стремиться к уединению, и слава Богу, что я продолжаю служить в уединённом храме святых апостолов Петра и Павла в Шуваловском парке.

И дома и в храме молюсь я о многострадальной нашей России.

От всей души поздравляем архимандрита Нектария (Головкина) с 60-летием. Желаем крепкого здоровья, многих лет жизни и помощи Божией во всем! Многая лета!