Одну женщину обвинили в сатанизме и собирались сжечь на костре как колдунью. Но по существовавшему в то время обычаю все должны были подтвердить, что она ведьма. Огромная толпа, словно камни, бросала возгласы «ведьма». Только её сын безмолвствовал среди толпы.
- Сжечь и сына, - крикнул кто-то, - он сын ведьмы, значит и он - сатана.
Опасаясь за жизнь сына, крикнула несчастная женщина в толпу:
- Это не мой сын!
И тогда возмущённый сын заорал вместе с безумствующей толпой:
- Ведьма! Ведьма!
И в тот же миг запылало пламя у ног невинной. Языки огня лизали уже тело, но не эта боль жгла сердце матери. Вспомнила несчастная, как впервые шевельнулся под сердцем ребенок, словно цветок распустил свои лепестки. Вспомнила, как в муках родила она долгожданное дитя, как услышала его первый крик, возвестивший о появлении нового существа на свет Божий. Вспомнила, как приложила впервые к груди теплый дорогой комочек, как впервые он произнес слово «мама», как сделал первый шаг… Смотрела она в родное лицо, искажённое безумством, и жгучие слёзы заливали опаленные огнём щёки.
Жестокий костёр погас, безжалостное пламя исчезло, оставив на площади серый пепел, который разносил во все стороны равнодушный ветер. Толпа, получив наслаждение, разошлась, а сын безвинной женщины так и стоял на площади.
Не было у него никого, и некуда ему было идти. С площади его вскоре прогнали, и он побрёл в поисках другой жизни. И где бы он ни был, куда бы ни прибивался, отовсюду был гоним, обруган, оскорблён и нередко избит. И чем больше ему доставалось, тем чаще он вспоминал мать: её теплые мягкие руки, её милый сердцу голос, её родной образ, её нежность и любовь.
- Мир жесток, - твердил несчастный. - Он отнял у меня то, что было всего дороже.
- Нет, это не мир отнял у тебя самое дорогое, - услышал он голос внутри себя. - Это ты отрёкся от него, чтобы сохранить себе жизнь. И стал жить сын с вечным укором совести, как с клеймом.
Прошло время, женщину оправдали, вернули честь её доброму имени. А сын её так и остался вечно прокажённым, отовсюду гонимым. И спокойной жизни у него не было, и спокойной смерти не получил.