Лариса Калюжная



«Мирись, мирись, мирись…»

До моих ушей доносится громкий приближающийся рев. Дверь из детской комнаты распахивается, мне навстречу медленно движется Ваня с квадратным от горького плача ртом:

– Меня Коля уда-а-а-рил!

Я с негодованием кричу Коле:

– Коля, ты почему обижаешь Ваню?

Но тут же осекаюсь, потому что у Коли точно такой же квадратный рот, а из глаз катятся слезы.

– Этот Ванька ткнул меня кулаком прямо в нос!

– Ваня, разве можно кулаком в нос тыкать? – с возмущением поворачиваюсь я к Ване.

– А он у меня отобрал машинку!..

– Нет, это ты первый!..

– А ты!..

Моя голова поворачивается в разные стороны, я стараюсь понять, кто же из них двоих прав, кто виноват. Наконец мне становится ясно, что дело это совершенно безнадежное, никаких концов тут не найти. Надо действовать как-то иначе.

– Так. Если вы не умеете жить вместе, то с этого момента будете жить отдельно! Ты, Коля, останешься в этой комнате, а Ваня со своими игрушками пойдет жить в другую!

Я крепко беру Ваню за руку и хочу увести с собой. Но не тут-то было: Ваня изо всех сил упирается и, снова обливаясь слезами, кричит:

– Нет! Я не пойду в другую комнату! Я не хочу жить отдельно! Я хочу с Колей! Коля, давай мириться!

Он вырывается у меня из рук, бежит к Коле и пытается взять его за руку. Коля отбивается, но не очень активно: он явно польщен тем, что Ваня дорожит его обществом, да ему и самому не хочется оставаться в одиночестве. Вскоре Ване удается зацепить свой мизинец за Колин – это абсолютно необходимое условие для дальнейших действий. Теперь они оба, покачивая в такт руками, заводят примирительную песенку, знакомую мне еще из моего далекого детства:

Мирись, мирись, мирись,
Больше не дерись…


Ваня тревожно поглядывает на меня: переменится ли гнев на милость? Я подхватываю:

Если будешь драться…

Дальше в рифму должны следовать слова «я буду кусаться!» Но мы давно уже по общему согласию заменили их на другие, хоть и не такие складные:

Я все равно не буду кусаться!

Присказка эта проверенная, она частенько выводит нас из очень трудных положений. Обычно мне самой приходится, уловив подходящий момент, предлагать: «Ну всё, всё, давайте мириться: мирись, мирись, мирись…»

Но заканчиваем мы неизменно хором, губы у всех сами собой разъезжаются в улыбке, а слезы высыхают.

Недавно я услышала еще один вариант этой чудодейственной песенки. После слов «я буду кусаться!» поется:

А кусаться нам нельзя,
Потому что мы друзья!


Ну что ж, можно и так.



И снова вранье

Ваня пришел с улицы с мокрыми по локоть рукавами. Я спрашиваю:

– Ты почему, Ваня, ходил в огород к ванне с водой? Я ведь не разрешала!

– Меня туда ветром ждуло, – отвечает Ваня, потупив взор.

Я не могу удержаться от смеха, о чем мне сразу же приходится пожалеть: довольный таким оборотом дела Ваня пытается усилить успех от своего вранья:

– И волк присол!

Такую нахальную разрастающуюся ложь нельзя оставить без последствий, и я возмущенно говорю первое, что приходит в голову:

– Если будешь врать, Ваня, я позвоню папе с мамой, и они тебе игрушек из города не привезут!

– Не пливезут? – пугается Ваня.

– Не привезут! – подтверждаю я безжалостно.

– Я больсе не буду, бабуска.

– Чего ты не будешь?

– Ни-ци-во не буду!



Правда

– Бабушка, а почему блины переворачивают на сковородке, а пирожки не переворачивают?

– А как ты узнала, бабушка, что кошка любит молоко?

Но вот наконец поступает вопрос, ради которого стоило потерпеть все предыдущие:

– А почему, бабушка, когда соврешь, то радуешься, а когда скажешь правду, то хочется плакать?

– Может быть, это потому, Коля, что когда соврешь, то кажется, что ты ловко скрыл свой плохой поступок и никто теперь об этом не узнает. Ты и радуешься. А правду сказать очень трудно. Ведь теперь все узнают, что ты не такой хороший, каким хотел показаться. И от этого хочется плакать. Вот только давай подумаем, а разве бывает так, чтобы никто не узнал, что ты врешь? КТО ВСЕГДА ВСё ЗНАЕТ? – последнюю фразу я говорю значительно, с расстановкой, и Коля, конечно, отвечает правильно:

– Бог.

– А еще кто знает?

– Ангел-хранитель.

– Да, когда ты врешь, он плачет и отступает от тебя. А еще кто-нибудь знает об этом? – продолжаю я вопрошать.

Коля морщит лоб, но ответа не находит. Я подсказываю:

– Когда светлый ангел отходит, то кто всегда прибегает на освободившееся место? Мохнатенький такой, черненький?

– Бес! – отгадывает Коля.

– Правильно. Он радуется, что человек оказался таким плохим, и хочет, чтобы все всегда врали. А когда ты сказал правду, ты победил беса.

Лужа

Замечаю в руках у Коли незнакомую мне маленькую игрушечку.

– Коля, откуда у тебя взялся этот пароходик?

– Мне Артемка подарил.

Артемка – это лучший детсадиковский Колин друг. Я удовлетворяюсь ответом и только говорю мимоходом, не озаботившись последствиями:

– Ты ему тоже что-нибудь подари.

На следующий день вижу, что Коля играет уже с двумя маленькими игрушками: со вчерашним пароходиком и автомобильчиком, которого у него раньше не было.

– Коля, откуда у тебя взялся еще и автомобильчик?

– Мне Артемка подарил.

– А ты что-нибудь Артемке подарил? – опять довольно-таки легкомысленно спрашиваю я.

– Я ему подарил свой вертолет.

Вертолет – довольно дорогая игрушка, недавно купленная Коле мамой. Я осознаю свой промах.

– А ты у мамы спросил, можно ли его дарить, ведь это она его тебе купила. И потом, – спохватываюсь я, – Артемкина мама знает, что он подарил тебе пароходик и автомобиль? Ведь об этом надо спрашивать.

– Хорошо, я спрошу, – как-то уж слишком покладисто отвечает Коля.

Но меня подхватывают неотложные большие дела, и я забываю об этих микроскопических игрушках.

В ближайшее воскресенье мы с Колей и Ваней собираемся к причастию. Несмотря на хлопоты с одеванием Вани, я всё же замечаю, что Коля разложил перед собой на столе большое количество игрушек маленького размера. И тут в моей голове что-то проясняется. У меня опускаются руки, я растерянно смотрю на Колю. Он ловит мой взгляд. Мы оба всё понимаем.

– А ведь эти игрушки тебе Артемка не дарил, – озвучиваю я наконец свою страшную догадку. – Откуда они у тебя?

– Я взял их из детского садика, – признается Коля.

– Ты у кого-нибудь спрашивал, можно ли?

– Нет…

– Но ведь взять что-нибудь чужое без спроса – это значит: украсть. Получается, что ты вор и обманщик.

В сборах, на ходу – мы уже опаздываем в церковь – я говорю еще какие-то правильные слова, негодую, сержусь, но чувствую, что всё это не достигает цели… Одновременно я отмечаю про себя, что Колин грех раскрылся как раз перед причастием. Может быть, это означает, что ему уже пора на исповедь?

На пути к храму посреди дороги раскинулась большая лужа.

– Коля, – предостерегаю я, – иди по краешку, там, где сухо, не торопись.

Коля делает два осторожных шага и, поскользнувшись, падает во весь рост в черную зловонную лужу. Когда он с моей помощью поднимается, я даже не понимаю, что нам теперь надо делать: идти вперед, в храм, или поворачивать назад, домой? Коля, растопырив руки, с которых стекает грязь, с недоумением оглядывает сначала себя, потом смотрит на меня. Грязь, впрочем, стекает у него не только с рук, но и с куртки, и со штанов, и отовсюду…

– Коля, знаешь, почему ты упал в грязь? – я говорю медленно, сама удивляясь своему спокойствию. – Ведь это Бог показывает тебе, что ты изнутри такой же черненький, как теперь эта курточка. У тебя душа запачкалась от вранья. Ты понимаешь?

– Понимаю, – прочувствованно говорит Коля.

– В таком виде к причастию идти нельзя, – раздумываю я вслух. – Что же нам теперь делать?

Взглянув на жалкую Колину фигурку с растерянным лицом, я принимаю решение идти вперед: там, в здании воскресной школы, есть кран с водой.

С помощью двух носовых платков я сердито отчищаю куртку, штаны, руки у Коли, смиренно поворачивающегося в разные стороны. Удивительно, что довольно строптивый Ваня в этой ситуации задумчив и терпелив как никогда.

Результаты чистки оказываются удовлетворительными. Мы бежим в храм и успеваем как раз к причастию.

На следующий день утром, краснея, заплетающимся языком, я объясняю воспитательнице суть дела. Коля, опустив голову, протягивает игрушечки. Воспитательница понимающе смотрит на меня и говорит:

– Хорошо, что ты принес эти игрушки, Коля, теперь все смогут ими играть, а не только ты один. Положи игрушки на место и иди завтракать.

Коля облегченно вздыхает, машет мне рукой и вприпрыжку бежит в группу.

С тех пор прошло уже почти два года, Коля учится теперь в младшей группе воскресной школы, но почти всякий раз, когда мы идем мимо знакомой лужи, у нас происходит примерно такой разговор:

– Помнишь, бабушка, как я упал в эту лужу, а ты меня отчищала в нашей воскресной школе? – говорит Коля.

Ваня подхватывает:

– Это Колю Бог наказал, плавда, бабуска?

– Истинная правда, – отвечаю я.

Последний день Помпеи

Однажды летом по какому-то случаю я рассказала Коле с Ваней про вулканы, не поленившись найти в «Большой советской энциклопедии» серию черно-белых фотографий для наглядности. С тех пор редкий день проходил без того, чтобы кто-нибудь из них не попросил:

– Бабушка, расскажи нам про вулканы.

В доме сохранилось большое количество географических книг, карт и многотомных справочников, собранных еще моим отцом, учителем географии в школе, и мы вдохновенно отыскивали в них изображения и описания всевозможных вулканов, устанавливали их местоположение на карте, рассматривали разрезы кратеров, смаковали красивые звучные названия: Килиманджаро, Кракатау, Ключевская Сопка, Фудзияма.

Любовью к вулканам был заражен также троюродный брат мальчиков Андрюшка, средний из них по возрасту. Появление Андрюшки вызвало новый виток разговоров на эту тему. После очередной вспышки интереса к вулканам я почувствовала себя опустошенной, как потухший Везувий. И тут мне в голову пришла интересная мысль. Как же это я забыла о такой замечательной картине Карла Брюллова «Последний день Помпеи», где изображено извержение вулкана Везувий? Я нашла прекрасную цветную иллюстрацию картины и прикинула, что можно сказать с ее помощью. Пожалуй, наши разговоры о вулканах могли выйти на другой, возможно даже духовный, уровень. Оставалось дождаться дежурного возобновления этой темы. И довольно скоро прозвучали слова:

– Бабушка, расскажи нам про вулканы!

Я кладу картину на середину стола и произношу магические слова:

– Это извержение вулкана Везувий, при котором погиб древний город Помпея!

Немая сцена. Три головы склонились над картиной, пожирая ее глазами.

– Видите, на город течет огненная лава, сыпется пепел, рушатся дома, – подбрасываю я дров и в без того раскаленную, как огнедышащая печь, атмосферу. – А что может означать на этой картине сверкающая молния, как вы думаете?

– Боженька сердится, - догадывается самый маленький из всех – Ваня.

– Да, Он сокрушает статуи ложных богов, которым поклонялись жители Помпеи. Они сами их выдумали, а настоящего, истинного Бога забыли. Грехи их множились, и Господь покарал этих людей.

– И все-все умерли? – трагическим голосом спрашивает Коля.

– Однажды вопрос, похожий на Колин, решился задать Самому Господу Богу один праведный человек по имени Авраам. Было это очень давно, – начинаю я сказочным голосом свое повествование, – тогда Господь решил уничтожить город под названием Содом, населенный нечестивыми людьми. Авраам сказал Богу: «Неужели Ты погубишь праведного с нечестивым? Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников?» Господь сказал: «Если Я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу все место сие». Авраам опять спрашивает: «Может быть, до пятидесяти праведников не достанет пяти?» Бог сказал: «Не истреблю, если найду там сорок пять». Авраам продолжал говорить: «Может быть, найдется там сорок?»

– Как вы думаете, – обращаюсь я к своим слушателям, – что ответил Бог Аврааму?

Коля не очень уверенно произносит:

– Не истреблю…

– Правильно, – киваю я Коле. – И сказал Авраам снова: «Может быть, найдется там тридцать праведников?» Что ответил Господь?

Радостные голоса вразнобой:

– Не истреблю!

– Авраам сказал: «Может быть, найдется там двадцать?» Что сказал Бог Аврааму?

Дружный хор из трех детских голосов:

– Не истреблю!

– Авраам сказал: «Может быть, там найдется десять?» Что сказал Господь?

Ликующее:

– Не истреблю!

– Но в городе Содоме не нашлось даже десяти праведников, – развожу я руками, – их осталось всего четыре. Это была семья праведного Лота. Бог вывел их из опасного места и истребил города Содом и Гоморру. Вот и в Помпее, видно, не осталось ни одного праведника, если Бог уничтожил этот город. А теперь – спать! Уже поздно.

– Ну ба-буш-ка-а-а!

Казни египетские

Летом в деревне я почти ежедневно читала мальчикам рассказы из «Библии для детей». В тот день мы дошли до египетских казней. Однако выяснилось, что в детской Библии о них только вскользь упоминается.

– А где же казни египетские? – удивляюсь я. – Да ведь это самое интересное, а про них ничего не написано!

– Какие казни? – на меня смотрят четыре заинтересованных глаза. – А ты, бабушка, сама про них расскажи!

– Да их много, я могу запутаться. О, кажется, у нас есть еще одна детская Библия, сейчас я в ней посмотрю…

Но и в другой книге о казнях египетских нет ни слова. Делать нечего, не пропускать же мои любимые египетские казни, и я беру с полки настоящую Библию в красивом розовом переплете.

Рассказывать я начинаю своими словами, следя по Библии, чтобы не перепутать, что зачем идет, но потом в повествование как-то незаметно вкрапляются кусочки библейского текста, и неожиданно я осознаю, что слова Библии очень понятны детям, как будто и написаны для них. И звучат по особенному: торжественно, красиво, значительно. И я уже без сомнений читаю прямо по Библии:

«– И сказал Господь Моисею…

– И сделали Моисей и Аарон, как повелел Господь…

– И вся вода в реке превратилась в кровь… и рыба в реке вымерла, и река воссмердела…»

В несколько приемов, с краткими моими пояснениями, уж как Бог на душу положил, мы успешно одолеваем все до одной казни египетские.

Когда в следующий раз я прихожу к детям с детской Библией в руках, маленький Ваня бурно протестует:

– Нет, бабушка, ты не то принесла! Ты неси большую розовую книгу!

Коля горячо поддерживает брата:

– Конечно, бабушка, читай нам настоящую Библию!