Елена Фетисова
- Он у вас говорит хорошо?
Это один из первых вопросов, который обычно задают молодой маме, указывая на карапуза младше трех лет. Для самой мамы это тоже – один из первых вопросов, страхов, поводов для беспокойства: когда же он заговорит? Когда заговорит правильно? Уже поздно? Мы отстаем?!
Со старшей дочерью я прошла по этому кругу. Полтора года – а она молчит! Все понимает ведь и – ни слова. Ты ее теребишь: «Скажи дай!» - дочь надувается и смотрит как на больную: что, мол, пристала с глупостями? Папа тоже приходит вечером: «Скажи папа, скажи мама…» - все без толку.
Когда ближе к двум годам ребенок заговорил фразами и фонетически чисто, я подумала, что это была такая детская гордость – молчать, пока не появится уверенность, что сможешь сказать хорошо. Позже, понаблюдав еще за двумя детьми, я поняла, что дело было не в этом.
Мой второй ребенок заговорил довольно рано, третий стал связывать по паре слов к полутора годам – на языке логопеда это уже «предложения». И это в порядке вещей – дети, у которых есть старшие братья-сестры, как правило, не отстают в речевом развитии или даже вполне преуспевают, ведь им есть, за кем повторять...
Только вот здесь – пауза. Как это – есть, за кем повторять? Неужели учиться говорить у старшей сестры, которая до недавних пор еще звук «ррр» не выговаривала – лучше, чем у мамы с папой, которые изо всех сил стараются, артикулируя «мама», «папа», «ба-бай» и «ав-ав»?
Думаю, тот факт, что ребенок учится говорить через подражание старшим – это лишь половина правды. Все-таки он не просто представитель «крупных приматов», которого надо «натаскать», выдрессировать навык говорения. Человек рождается с даром слова. Он с самого начала настроен на общение, готов слушать и сообщать. И если с точки зрения мамы первые два-три года у ребенка есть проблемы – неумение говорить, то с точки зрения ребенка, проблемы, наверное, как раз у мамы: она не умеет понимать!
Даже пока дитя еще не родилось, с мамой ему договориться было проще: пнул по почкам – и она перевернулась со спины на бок, хорошенько повертелся в пузе – она сообразила пойти да подкрепиться чем-нибудь вкусным. А как родился – начались проблемы.
Представляете себя на месте новорожденного? Вот вы лежите в одиночестве в каком-то огромном странном месте с розовыми блямбами и кружевом, зовете маму, чтобы убедиться, что вас не навсегда здесь бросили – а она сидит, «тренирует терпение», боится вас избаловать и приучить к рукам. Или вы устали смертельно, спать хотите, орете от усталости (вам месяц, вам еще можно) – а вас трясут как грушу, подвывают что-то в фальшивом мажоре… Вам уже жарко от рук разгоряченной мамы и страшно, потому что сердце мамино ухает как паровоз – значит, еще и опасность рядом? И мама же еще ругается: когда ты заснешь, горе луковое?! А потом вы немного подрастаете, и вот уж несете ей огромную палку, чтоб показать, какой вы страшно сильный – а она? «Брось! Бяка! Фу!». Ничегошеньки не понимает… Ну и о чем тогда с ней разговаривать?
У младших детей больше число не столько объектов для подражания, сколько слушателей. Пока мама занята чем-то важным, у старшей сестры есть время искренне поинтересоваться, для чего же братик жует ее носок. Да и сама мама с появлением каждого следующего ребенка немного меняется.
Одна моя знакомая – у нее сейчас пятеро детей – как-то сказала мне, что материнский инстинкт просыпается по-настоящему ребенка после третьего. «С первенцем я больше металась, думала в основном о том, как не навредить, не ошибиться, не испортить. Ко второму уже начинаешь как-то приглядываться. А когда у нас третий родился, я посмотрела на него, и накатило: о чем вообще я до этого думала?!». Может быть не у всех, но поначалу действительно часто у родителей все происходит по слову апостола: «Боящийся несовершен в любви». Так страшно что-то сделать недостаточно правильно и хорошо, что совсем не остается времени на просто любовь и любование.
Для молодого родителя ребенок – это в первую очередь объект воздействия и защиты. Странный, хрупкий, истеричный объект. «Кусок мяса», как у Толстого «припечатал» Николай Ростов. С ним постоянно надо что-то делать, он тебя плохо понимает, а его вообще невозможно понять. Сначала орет-орет-орет, потом визжит-визжит-визжит, затем бубнит-бубнит-бубнит, а потом выучивает-таки слово. «Хочу!!!» И – лучше б по-прежнему просто орал.
А потом наступает некоторое родительское взросление, мама успокаивается, и к ней возвращается способность слышать что-либо кроме своего чувства долга. Со вторым ребенком у нее появляется подозрение, что грудничок-то орет не просто так. Он просит, боится, проявляет нетерпение, протестует – и всякий раз немного разными интонациями, по-разному в итоге успокаивается. А с третьим это уже не подозрение – это уверенность. Грудничок действительно общается! Его крик – осмыслен. И для него, оказывается, особенно актуальна фраза: «Счастье – это когда тебя понимают».
Ребенок, чей лепет мама согласилась выслушать, поняла правильно, исполнила и проговорила вслух – просто заходится от восторга: визжит, «танцует», по-настоящему расцветает. Возможность быть расслышанным дает для речевого развития и развития вообще гораздо больше, чем попытки таскать полуторагодовалого малыша на «развивающие занятия» к чужой тете или «дрессировать» его, упорно твердя ребенку по двадцать раз «Папа! Дай!».
К сожалению, не помню, в чьем тексте я однажды встретила восхитительный глагол, характеризующий главное дело родителей: вглядываться в ребенка. Вслушиваться, слышать – это частный случай вот этого «вглядывания», которое есть готовность с любовью и спокойствием изучать, узнавать своего ребенка, его черты, потребности, мысли и интересы.
Правда, логопеды иногда говорят иначе: ребенок оттого и «немовляет», что его и так неплохо все понимают – к чему ж трудится. Часто советуют намеренно «не понимать» просьбы младенца, заставляя его выразить их яснее. На это отвечу сначала из практики: мы опробовали метод демонстративного непонимания на старшей. Дочь попросту обижалась: взрослая вменяемая мама вдруг непонятно с чего «кочевряжится» и изображает непонимание. Положительных результатов – ноль.
С точки зрения теоретической, такое притворное «непонимание» - это просто лукавство. А мешает ребенку говорить вовсе не «чрезмерное» понимание и возможность быть услышанным, а желание мамы слушать лишь затем, чтоб поскорей отделаться: малыш ноет и тянет руку – на тебе яблоко, иди отсюда! Держит стакан и топает ногой - пей компот и не отвлекай маму!
А важно показать чаду, что мама слышит и слушает с интересом: «Ваня хочет яблоко? Дать яблоко?… На, возьми. Вкусное, да?». Тогда уже скоро ребенок с большим наслаждением начнет повторять и «дать», и «ябоко», и многое другое. Потому что есть, для кого.
Это один из первых вопросов, который обычно задают молодой маме, указывая на карапуза младше трех лет. Для самой мамы это тоже – один из первых вопросов, страхов, поводов для беспокойства: когда же он заговорит? Когда заговорит правильно? Уже поздно? Мы отстаем?!
Со старшей дочерью я прошла по этому кругу. Полтора года – а она молчит! Все понимает ведь и – ни слова. Ты ее теребишь: «Скажи дай!» - дочь надувается и смотрит как на больную: что, мол, пристала с глупостями? Папа тоже приходит вечером: «Скажи папа, скажи мама…» - все без толку.
Когда ближе к двум годам ребенок заговорил фразами и фонетически чисто, я подумала, что это была такая детская гордость – молчать, пока не появится уверенность, что сможешь сказать хорошо. Позже, понаблюдав еще за двумя детьми, я поняла, что дело было не в этом.
Мой второй ребенок заговорил довольно рано, третий стал связывать по паре слов к полутора годам – на языке логопеда это уже «предложения». И это в порядке вещей – дети, у которых есть старшие братья-сестры, как правило, не отстают в речевом развитии или даже вполне преуспевают, ведь им есть, за кем повторять...
Только вот здесь – пауза. Как это – есть, за кем повторять? Неужели учиться говорить у старшей сестры, которая до недавних пор еще звук «ррр» не выговаривала – лучше, чем у мамы с папой, которые изо всех сил стараются, артикулируя «мама», «папа», «ба-бай» и «ав-ав»?
Думаю, тот факт, что ребенок учится говорить через подражание старшим – это лишь половина правды. Все-таки он не просто представитель «крупных приматов», которого надо «натаскать», выдрессировать навык говорения. Человек рождается с даром слова. Он с самого начала настроен на общение, готов слушать и сообщать. И если с точки зрения мамы первые два-три года у ребенка есть проблемы – неумение говорить, то с точки зрения ребенка, проблемы, наверное, как раз у мамы: она не умеет понимать!
Даже пока дитя еще не родилось, с мамой ему договориться было проще: пнул по почкам – и она перевернулась со спины на бок, хорошенько повертелся в пузе – она сообразила пойти да подкрепиться чем-нибудь вкусным. А как родился – начались проблемы.
Представляете себя на месте новорожденного? Вот вы лежите в одиночестве в каком-то огромном странном месте с розовыми блямбами и кружевом, зовете маму, чтобы убедиться, что вас не навсегда здесь бросили – а она сидит, «тренирует терпение», боится вас избаловать и приучить к рукам. Или вы устали смертельно, спать хотите, орете от усталости (вам месяц, вам еще можно) – а вас трясут как грушу, подвывают что-то в фальшивом мажоре… Вам уже жарко от рук разгоряченной мамы и страшно, потому что сердце мамино ухает как паровоз – значит, еще и опасность рядом? И мама же еще ругается: когда ты заснешь, горе луковое?! А потом вы немного подрастаете, и вот уж несете ей огромную палку, чтоб показать, какой вы страшно сильный – а она? «Брось! Бяка! Фу!». Ничегошеньки не понимает… Ну и о чем тогда с ней разговаривать?
У младших детей больше число не столько объектов для подражания, сколько слушателей. Пока мама занята чем-то важным, у старшей сестры есть время искренне поинтересоваться, для чего же братик жует ее носок. Да и сама мама с появлением каждого следующего ребенка немного меняется.
Одна моя знакомая – у нее сейчас пятеро детей – как-то сказала мне, что материнский инстинкт просыпается по-настоящему ребенка после третьего. «С первенцем я больше металась, думала в основном о том, как не навредить, не ошибиться, не испортить. Ко второму уже начинаешь как-то приглядываться. А когда у нас третий родился, я посмотрела на него, и накатило: о чем вообще я до этого думала?!». Может быть не у всех, но поначалу действительно часто у родителей все происходит по слову апостола: «Боящийся несовершен в любви». Так страшно что-то сделать недостаточно правильно и хорошо, что совсем не остается времени на просто любовь и любование.
Для молодого родителя ребенок – это в первую очередь объект воздействия и защиты. Странный, хрупкий, истеричный объект. «Кусок мяса», как у Толстого «припечатал» Николай Ростов. С ним постоянно надо что-то делать, он тебя плохо понимает, а его вообще невозможно понять. Сначала орет-орет-орет, потом визжит-визжит-визжит, затем бубнит-бубнит-бубнит, а потом выучивает-таки слово. «Хочу!!!» И – лучше б по-прежнему просто орал.
А потом наступает некоторое родительское взросление, мама успокаивается, и к ней возвращается способность слышать что-либо кроме своего чувства долга. Со вторым ребенком у нее появляется подозрение, что грудничок-то орет не просто так. Он просит, боится, проявляет нетерпение, протестует – и всякий раз немного разными интонациями, по-разному в итоге успокаивается. А с третьим это уже не подозрение – это уверенность. Грудничок действительно общается! Его крик – осмыслен. И для него, оказывается, особенно актуальна фраза: «Счастье – это когда тебя понимают».
Ребенок, чей лепет мама согласилась выслушать, поняла правильно, исполнила и проговорила вслух – просто заходится от восторга: визжит, «танцует», по-настоящему расцветает. Возможность быть расслышанным дает для речевого развития и развития вообще гораздо больше, чем попытки таскать полуторагодовалого малыша на «развивающие занятия» к чужой тете или «дрессировать» его, упорно твердя ребенку по двадцать раз «Папа! Дай!».
К сожалению, не помню, в чьем тексте я однажды встретила восхитительный глагол, характеризующий главное дело родителей: вглядываться в ребенка. Вслушиваться, слышать – это частный случай вот этого «вглядывания», которое есть готовность с любовью и спокойствием изучать, узнавать своего ребенка, его черты, потребности, мысли и интересы.
Правда, логопеды иногда говорят иначе: ребенок оттого и «немовляет», что его и так неплохо все понимают – к чему ж трудится. Часто советуют намеренно «не понимать» просьбы младенца, заставляя его выразить их яснее. На это отвечу сначала из практики: мы опробовали метод демонстративного непонимания на старшей. Дочь попросту обижалась: взрослая вменяемая мама вдруг непонятно с чего «кочевряжится» и изображает непонимание. Положительных результатов – ноль.
С точки зрения теоретической, такое притворное «непонимание» - это просто лукавство. А мешает ребенку говорить вовсе не «чрезмерное» понимание и возможность быть услышанным, а желание мамы слушать лишь затем, чтоб поскорей отделаться: малыш ноет и тянет руку – на тебе яблоко, иди отсюда! Держит стакан и топает ногой - пей компот и не отвлекай маму!
А важно показать чаду, что мама слышит и слушает с интересом: «Ваня хочет яблоко? Дать яблоко?… На, возьми. Вкусное, да?». Тогда уже скоро ребенок с большим наслаждением начнет повторять и «дать», и «ябоко», и многое другое. Потому что есть, для кого.