Елена Фетисова

Недавно я писала о том, что родительская любовь не должна приводить к избалованности ребенка, ведь любовь вообще не может творить зло, если только это на самом деле любовь. А потом подумала, что есть огромное число взрослых, которые вообще не считают избалованность злом. Вот очень характерная сценка.



Мама маленькой девочки стоит в очереди перед нами в аптеке. Девочка пробегает по торговому залу, оценивает содержимое витрин и возвращается к маме со списком просьб: вон тот колючий шарик, вон ту чашечку, такую мисочку и вот такую уточку для ванны! Мама что-то негромко отвечает – видимо, про несовпадение желаний и возможностей. Дочь мигом меняет тон: повышает голос, начинает топать, прыгать, потом размахивать руками, а потом уже раздраженно толкать двух впередистоящих пожилых женщин. Мама делает строгое лицо и довольно решительно объясняет, что толкать, тем более пожилых, вообще недопустимо, и что такое поведение в общественном месте…

Но в этот момент «пострадавшие» дамы оборачиваются и обращаются к матери:

- Да что вы! При современной нашей жизни только так себя и надо вести! Не будет толкаться – саму затолкают. Ребенок должен уметь о себе заявить!

И я не так уж редко встречаю на улице женщин, которые с хорошо читаемым на лице умилением смотрят на свое орущее и топочущее на кого-нибудь чадо и радуются: растет большой начальник!

Немного другая, но схожая по результатам родительская установка звучит так: «Если у меня есть деньги, чего ради я должен отказывать ребенку и травмировать его?». Впрочем, чаще всего ребенку и попросить-то ничего не дают – сплошная работа на опережение. Мы с детьми как-то встретили в парке возле аттракционов молодую пару, которая рьяно уговаривала трехлетнего ребенка прокатиться на карусели. Мальчик боялся и не хотел, но папа, пустив в ход «труса» и «слабака», усадил-таки его вместе с мамой на пластмассового верблюда, чтоб быть уверенным: он способен дать своему ребенку луч
В интернете сторонники баловства прекращают споры и попытки переубеждения убийственной цитатой: «Балуйте детей, господа! Никто не знает, что их ожидает в будущем». Смысла этой фразы обычно хватает для того, чтобы многие мамы и папы пустили слезу, скупую или не очень, и сказали себе: «Действительно, еще не известно, как там жизнь повернется – так пускай хотя бы детство моего чадушки будет счастливым!».

Но отчего-то именно эта фраза меня наводит на прямо противоположные мысли. Действительно, никто не знает, что ждет ребенка в будущем, и поэтому страшно даже подумать, что станет с подросшим «корольком», если в юности, оставшись без папы и мамы, он поймет, что не весь мир состоит из его подданных.

Сможет ли «наследник всех своих родных» без вреда для психики привыкнуть к необходимости в чем-то себе отказывать, если вдруг наследовать ему окажется нечего? А как будет чувствовать себя молодой муж, если обнаружит, что жена, в отличие от мамы, не все 24 часа в сутки готова благоговеть и умиляться на него, а почему-то гораздо меньше? Как «самый лучший ребенок на свете» будет реагировать на замечания начальства? Что, он сам станет «начальством»? А я отчего-то не уверена, что всякий, кто встречает отказ истерикой и топаньем ногами, непременно сумеет стать «большим боссом».

Изменение жизни к лучшему гораздо приятнее, чем к худшему. Это не значит, что детство ребенка должно быть забитым и серым, чтобы когда-то потом он смог оценить жизнь. Нет, конечно, – но и абсолютно безоблачным оно быть не должно. Ребенку жизненно необходимы навыки принятия отказов, смирения с некоторыми обстоятельствами и умение радоваться малому, говорить «спасибо» за новую машинку, а не требовать исключительно детский джип с аккумулятором. Последнее, кстати, важно не только в каком-то безвестном будущем, а определяет и восприятие самого детства.

Довольно давно мне довелось трудничать в одном небольшом женском монастыре, в который вместо очередной поездки заграницу монастырский благодетель отправил на недельку своих детей примерно предподросткового возраста. Представьте: лето, лес, река, просторы, солнечная погода и полная свобода. Мне тогда было уже девятнадцать, однако же я не могла удержаться, и без свидетелей от радости пускалась вскачь где-нибудь посреди бескрайнего поля. В детстве, наверное, я бы исследовала здесь каждый камень и каждое дерево в радиусе пяти километров, объелась зеленых яблок, накупалась в реке до ангины и открыла бы брод на другой берег…

А двое ребят появлялись на пороге трапезной с унылыми лицами юных каторжан, вежливо вздыхали над монастырской картошкой и так же уныло плелись назад, в келью. Вода в реке для них была холодной, лес скучным, поле – вообще какой-то непонятной пустотой. Душа рвалась к экзотическим берегам и дисней-лендам. Пару дней они еще держались, пока не выяснили, что забыли дома сетевой адаптер от какого-то по тем временам модного «гаджета». Тут уж бедняги сникли окончательно.

У них было богатое, счастливое, полное захватывающих впечатлений детство. И – почти ни малейшей возможности это заметить…