В старом чуланчике у Бабушки Сказки много разных вещей: изношенных, истрёпанных временем, выброшенных своими владельцами за ненадобностью. Но она их бережно хранит, потому что старые вещи помнят много красивых историй. А откуда же Сказке черпать вдохновение, если не из таких повестей жизни.
Бабушка Сказка подолгу перебирает вещи вместе с приходящими к ней гостями: поэтами, художниками, всякого рода кудесниками... И каждая вещь в чуланчике раскрывается перед ними сказкой.
Как-то раз, поздним зимним вечером к Бабушке Сказке пришёл новый посетитель. Он представился Поэтом, и его сразу впустили. Вид его был мрачен, взор — затуманен, так что старая мудрая Сказка сразу поняла: Поэт болен. Заподозрить его в обмане было невозможно — не всякий человек мог отыскать её скромный домик, а тем более, сказочный чуланчик.
Поэт и сам не знал, как здесь очутился. Он просто открыл свою дверь, чтобы выйти из дому, развеяться. В последнее время душа его томилась, мучилась, ибо стихи не писались.
Бабушка Сказка была гостеприимной хозяйкой. Она угощала своих гостей не только сказочными историями. Яблочный пирог по рецепту известной поэтессы и чай по рецепту знаменитого художника сделали свое дело. Поэт раскраснелся, расслабился и, кажется, был вполне доволен жизнью, несмотря на отсутствие творческого прорыва. И тогда мудрая Сказка повела его в свой чуланчик.
Старое протёртое кресло сморщилось от неудовольствия, увидев беззаботного Поэта.
- Пойди сюда! - сказало оно — Я тебе расскажу о том знаменитом чародее, который написал десятки томов, сидя на моём брюхе. Он знал много такого, до чего ты ещё не дорос...
- Угомонись, дружочек! - попросила Бабушка Сказка — Он здесь не за этим.
Поэт огляделся. Сумрак чуланчика уже будоражил его воображение. Он помнил его шорохи, запахи... Казалось, он бывал в этом месте не раз, только бессознательно.
- Он был здесь, я его помню! - заговорил письменный стол, выглядывавший из-под лежавших на нём гардин. - А ты меня помнишь?
Поэт неуверенно качнул головой.
- Да ну? Я же дух письменного стола всех на свете поэтов! Только сидя за одухотворенным столом ты мог написать что-либо стоящее.
Поэт снова мотнул головой.
И тогда Бабушка Сказка начала показывать свои сокровища, а они, в свою очередь, начали шептать свои сокровенные истории. Поэт очутился среди множества картин, книг, сервизов, костюмов, платьев, кофточек, колб, ножей, ружей... Его голова закружилась, а в уши со всех сторон полетели сказки, поэмы, гимны, эпиграммы.
Поэт сидел в потрепанном кресле и слушал, слушал, слушал. Его грудь с трудом успевала вдыхать воздух вместе с историями. Перед глазами проносились сотни образов, которые застревали в дырах камзолов, оседали пылью на мебель и затем снова воскресали в воображении Поэта. На его лице мелькали то радость, то грусть. Оно то освещалось внутренним светом, то поглощалось мраком, наползающим из тёмных углов и щелей сказочного чуланчика.
Поэт утратил беспечность, в его душу вновь вселилась тоска, жажда чего-то, ожидание какой-то тайны, какого-то чуда. Он томился неведомым, которое прикасалось к нему невидимыми руками или крыльями.
Взгляд его упал на изорванную ветошь, валявшуюся под письменным столом.
- Зачем эта тряпка хранится среди столь значимых вещей? - обратился Поэт к Бабушке Сказке.
И в тот же миг в чуланчике воцарилась тишина. Все замерли, затаили дыхание, закрыли рты и широко открыли глаза, чтобы внимательнее рассмотреть того, кто осмелился сказать ТАКОЕ.
Поэт ощутил неловкость, но Бабушка Сказка поспешила ему на помощь.
- Это не ветошь! Это изорванное сердце настоящего поэта, которое до сих пор способно преображать мир людей, хоть износилось до дыр и брошено здесь последним владельцем в небрежении.
Поэт изумился и с опаской покосился на тряпку.
- Многие его примеряли на себя, но немногие были того достойны. Возьми его в свои руки — ведь ты ради этого пришёл!
Голос Сказки звучал повелительно, и Поэт неуверенной походкой подошёл к столу. Присел, взял в руки то, что казалось истёртой ветошью, и в тот же миг оно заиграло красками, заискрилось, уподобившись Золотому Руну.
Сияние озарило чуланчик и все находящиеся в нём вещи, Бабушку Сказку и самого Поэта. Он вскрикнул, как бы пронзённый кинжалом, и его глаза оросились слезами. Ветхая изодранная тряпка преобразилась, забилась сердцем в руках Поэта и затем исчезла. Лицо Поэта озарилось внутренним сиянием.
- Так часто бывает, дружок, что сердце поэта превращается в жалкую ветошь. Ведь поэты не берегут себя, они трутся сердцем о землю и небо, о терновые и розовые кусты, они непрестанно протирают окна человеческих домов, натирают даже человеческие сердца до блеска, так что людям кажется, что их собственные души сияют подобно солнцу...
Бабушка Сказка говорила недолго и вскоре умолкла. Тишина вновь зазвенела в чуланчике: вещи слушали эхо сказочных слов об изношенном сердце поэта.
- Теперь это сердце бьётся в твоей груди, - заканчивала свою речь Сказка. - Это великая сила и великая немощь одновременно. Носи его достойно, чтобы когда твой земной путь окончится, сердце твоё вернулось сюда, в мой чуланчик, точно таким же. И тогда другой поэт примет его вновь, как дар или как проклятье...
Поэт не расслышал последних слов. В его душе уже толпились образы изношенных вещей, спешащие поведать ему о себе, своих хозяевах, об их подлинной жизни, о величайших тайнах и смыслах, сокрытых в жизни людей и вещей, чьи тени жили в чуланчике древней как мир Бабушки Сказки.
Бабушка Сказка подолгу перебирает вещи вместе с приходящими к ней гостями: поэтами, художниками, всякого рода кудесниками... И каждая вещь в чуланчике раскрывается перед ними сказкой.
Как-то раз, поздним зимним вечером к Бабушке Сказке пришёл новый посетитель. Он представился Поэтом, и его сразу впустили. Вид его был мрачен, взор — затуманен, так что старая мудрая Сказка сразу поняла: Поэт болен. Заподозрить его в обмане было невозможно — не всякий человек мог отыскать её скромный домик, а тем более, сказочный чуланчик.
Поэт и сам не знал, как здесь очутился. Он просто открыл свою дверь, чтобы выйти из дому, развеяться. В последнее время душа его томилась, мучилась, ибо стихи не писались.
Бабушка Сказка была гостеприимной хозяйкой. Она угощала своих гостей не только сказочными историями. Яблочный пирог по рецепту известной поэтессы и чай по рецепту знаменитого художника сделали свое дело. Поэт раскраснелся, расслабился и, кажется, был вполне доволен жизнью, несмотря на отсутствие творческого прорыва. И тогда мудрая Сказка повела его в свой чуланчик.
Старое протёртое кресло сморщилось от неудовольствия, увидев беззаботного Поэта.
- Пойди сюда! - сказало оно — Я тебе расскажу о том знаменитом чародее, который написал десятки томов, сидя на моём брюхе. Он знал много такого, до чего ты ещё не дорос...
- Угомонись, дружочек! - попросила Бабушка Сказка — Он здесь не за этим.
Поэт огляделся. Сумрак чуланчика уже будоражил его воображение. Он помнил его шорохи, запахи... Казалось, он бывал в этом месте не раз, только бессознательно.
- Он был здесь, я его помню! - заговорил письменный стол, выглядывавший из-под лежавших на нём гардин. - А ты меня помнишь?
Поэт неуверенно качнул головой.
- Да ну? Я же дух письменного стола всех на свете поэтов! Только сидя за одухотворенным столом ты мог написать что-либо стоящее.
Поэт снова мотнул головой.
И тогда Бабушка Сказка начала показывать свои сокровища, а они, в свою очередь, начали шептать свои сокровенные истории. Поэт очутился среди множества картин, книг, сервизов, костюмов, платьев, кофточек, колб, ножей, ружей... Его голова закружилась, а в уши со всех сторон полетели сказки, поэмы, гимны, эпиграммы.
Поэт сидел в потрепанном кресле и слушал, слушал, слушал. Его грудь с трудом успевала вдыхать воздух вместе с историями. Перед глазами проносились сотни образов, которые застревали в дырах камзолов, оседали пылью на мебель и затем снова воскресали в воображении Поэта. На его лице мелькали то радость, то грусть. Оно то освещалось внутренним светом, то поглощалось мраком, наползающим из тёмных углов и щелей сказочного чуланчика.
Поэт утратил беспечность, в его душу вновь вселилась тоска, жажда чего-то, ожидание какой-то тайны, какого-то чуда. Он томился неведомым, которое прикасалось к нему невидимыми руками или крыльями.
Взгляд его упал на изорванную ветошь, валявшуюся под письменным столом.
- Зачем эта тряпка хранится среди столь значимых вещей? - обратился Поэт к Бабушке Сказке.
И в тот же миг в чуланчике воцарилась тишина. Все замерли, затаили дыхание, закрыли рты и широко открыли глаза, чтобы внимательнее рассмотреть того, кто осмелился сказать ТАКОЕ.
Поэт ощутил неловкость, но Бабушка Сказка поспешила ему на помощь.
- Это не ветошь! Это изорванное сердце настоящего поэта, которое до сих пор способно преображать мир людей, хоть износилось до дыр и брошено здесь последним владельцем в небрежении.
Поэт изумился и с опаской покосился на тряпку.
- Многие его примеряли на себя, но немногие были того достойны. Возьми его в свои руки — ведь ты ради этого пришёл!
Голос Сказки звучал повелительно, и Поэт неуверенной походкой подошёл к столу. Присел, взял в руки то, что казалось истёртой ветошью, и в тот же миг оно заиграло красками, заискрилось, уподобившись Золотому Руну.
Сияние озарило чуланчик и все находящиеся в нём вещи, Бабушку Сказку и самого Поэта. Он вскрикнул, как бы пронзённый кинжалом, и его глаза оросились слезами. Ветхая изодранная тряпка преобразилась, забилась сердцем в руках Поэта и затем исчезла. Лицо Поэта озарилось внутренним сиянием.
- Так часто бывает, дружок, что сердце поэта превращается в жалкую ветошь. Ведь поэты не берегут себя, они трутся сердцем о землю и небо, о терновые и розовые кусты, они непрестанно протирают окна человеческих домов, натирают даже человеческие сердца до блеска, так что людям кажется, что их собственные души сияют подобно солнцу...
Бабушка Сказка говорила недолго и вскоре умолкла. Тишина вновь зазвенела в чуланчике: вещи слушали эхо сказочных слов об изношенном сердце поэта.
- Теперь это сердце бьётся в твоей груди, - заканчивала свою речь Сказка. - Это великая сила и великая немощь одновременно. Носи его достойно, чтобы когда твой земной путь окончится, сердце твоё вернулось сюда, в мой чуланчик, точно таким же. И тогда другой поэт примет его вновь, как дар или как проклятье...
Поэт не расслышал последних слов. В его душе уже толпились образы изношенных вещей, спешащие поведать ему о себе, своих хозяевах, об их подлинной жизни, о величайших тайнах и смыслах, сокрытых в жизни людей и вещей, чьи тени жили в чуланчике древней как мир Бабушки Сказки.