Я — сталь. Холодная. Лица друзей отражаются в поверхности черно—белым. Ничто не проникает внутрь.
За окном мелькают сосны. Значит — Псковщина, Москва далеко. Руль держу жёстко. Я — сталь. Но мне так надоело ею быть.

В ноябрьских сумерках я вижу стрекозу
На маминой руке. Как самолетик
Она лететь готова, а внизу,
В траве весенней, разленился котик…

Завтра будет новый день. Завтра взойдёт солнце. Большое, яркое, для всех. И всё будет хорошо, и мы, наконец, поймём, что счастье всегда было с нами, просто боль мы любили сильнее, замечали чаще.

На цыпочках, как можно тише,
к земле подкрался первый снег,
и попросился на ночлег
под старой, деревянной крышей.

Как-то одному умному Хозяину подарили очень дорогого красивого попугая. Всем был тот попугай хорош, да только вот был у него один недостаток - уж больно он ругался...

О, вера наших матерей,
Вовек не знающая меры,
Святая, трепетная вера
В нас, подрастающих детей,

Что знаешь – молчи.

Плакал огарок свечи обжигающим воском,
Пламя дрожало, как лист на осеннем ветру, —
В старой церквушке на вечно пустом перекрёстке
Гостья случайная память встревожила вдруг.

Я помню древнюю молитву мастеров:
Храни нас, Господи, от тех учеников,
Которые хотят, чтоб наш убогий гений
Кощунственно искал всё новых откровений.

Случилось это 28 апреля 2005 года. Привела Ольгу в Среднеуральскиий женский монастырь родительница, поскольку у девушки был рак мозга, и её выписали из Онкологического центра Екатеринбурга, сказав, что она безнадежна