Октябрь горит костром в городском парке. Пылает ярко-оранжевыми, красными, желтыми, бордовыми бликами. Обжигает промозглым воздухом. Кружит искрами — листьями. Дует, срывает с деревьев листву ветер. И с каждым днем деревья стоят всё тоньше, всё прозрачнее пока почти уже не растворяются в промозглом осеннем воздухе.
Тучи синие набегут. Повиснут над парком. Вода в пруду сразу потемнеет — из голубой станет изумрудной. И радостно загогочут утки, встречая дождь.
Гогочут утки, ныряют парами под воду, соревнуются, кто дальше проплывет. Бьют крыльями по рябой от измороси зеркальной поверхности, окатывая себя и друг друга брызгами. Играют под дождем.
А на берегу под синим зонтом кто-то остановился и зачарованно смотрит на них.
Люди прогнали природу из города, закрылись от неё стенами, забрались в высокие башни. А потом сами скучают и истосковавшись приходят в парк, чтобы отогреть душу костром деревьев, протяжным криком чаек, танцем уток на пруду.
Закончится дождь. Выглянет солнце. Уже не теплое и ласковое, а будто равнодушное, сонное. В парке вновь зазвенят детские голоса и покажутся порозовевшие от холода щечки и носики.
И вот уже бегают детишки, собирают в охапку золотую листву и несут взрослым как сокровище.
А вон — бабушка с внуком крошат булку — кормят голубей. Голуби сизые, нахохлившиеся от ветра, сгрудились вокруг кормящих. Слышно их суетливое ворчание — разве хватит булки на всех? Только один в стороне молчит. Белый голубь глядит издали на старушку, на мальчонку, и с лапки на лапку переминается. «Вы чего его обижаете? — упрекает женщина голубей. — Чем он виноват, что родился не таким как все?» Голуби не обращают внимания на её слова. У природы свои законы. И белый голубь с опаской оглядывается на своих братьев, ухватив кусок хлеба, который бросила ему бабушка.
Тут словно озорная свара ребятишек, налетят воробьи. Шумные, беспокойные, быстрые.
Ворона неодобрительно каркнет с дерева — вечно эти неугамонные воробьи мешают её покою! Кто-то из гуляющих людей поднимет голову и взглянет на неё, а кто-то пройдет мимо, спрятавшись в вороте куртки.
Мерзнут пальцы молодой женщины с коляской. В коляске сладко спит малыш. На улице сон крепок. Ей бы тоже вздремнуть, но материнское сердце таково, что она, кутаясь в своё легкое пальтеце, забудет про озябшие пальцы, и будет часами наводить круги в парке, охраняя сон своего сына.
На лавочке сидит отрешенно одинокий дед. Наверное, погружен в воспоминания. Когда он был молодым, всё было иначе. Кучка детей пробегает мимо — смеются. И дед неловко скривил свой рот. Да всё было иначе. Всё, кроме огненных деревьев осенью, быстрого ветра, высокого неба. Всё кроме детского смеха.
Октябрьский костер пылает в парке. Пылает и греет продрогших горожан.