Монахиня Евфимия Пащенко
В самом деле, чердак был едва ли не под самую крышу завален сломанными аналоями, пустыми киотами, обломками от иконостаса, ржавыми спинками кроватей, сундуками, дырявыми ведрами, тряпками, банками из-под краски… Все это было донельзя грязным, вдобавок, основательно загаженным голубями, с незапамятных времен считавшими церковный чердак своим родным домом. А у самого входа стоял гроб, внутри которого обнаружилась охапка веников…
- Ну что, гражданин, - произнес инспектор, искоса поглядывая на изменившегося в лице о. Олега. – Сейчас составим протокол. Предписания вышлю завтра. Даю Вам неделю сроку на то, чтобы устранить все эти недостатки. Впрочем, Вам придется сделать это раньше, до седьмого января, когда у вас тут будет большое скопление народа. Накануне я приду сюда снова. И если к этому времени Вы не наведете порядок, то, на основании правил пожарной безопасности, буду вынужден приостановить деятельность вашей организации.
После ухода незваного гостя о. Олегу понадобилось немало времени, чтобы прийти в себя. Вслед за тем он отыскал Ольгу Ивановну, которая, с пухлым молитвословом в руках, стояла на коленях перед иконой Божией Матери «Злых сердец Умягчение». И, указывая рукой по направлению злосчастного чердака, гневно произнес:
- Чтобы завтра же там ничего не было, поняла!
- Простите-благословите, батюшка, - пролепетала староста.
* * *
На другое утро Ольга Ивановна, собрав уборщиц и кое-кого из прихожанок, пожелавших во славу Божию потрудиться на уборке храма, отправилась на чердак. Спустя несколько часов почти все, что там находилось, было частично отправлено на помойку, частично – отнесено в церковную кочегарку для сожжения. И тут в глубине чердака обнаружились полки, прогибающиеся под тяжестью каких-то черных досок. Рассмотрев их повнимательнее, женщины в недоумении обратились к Ольге Ивановне:
- Да это же иконы! Их что, тоже выбрасывать?
- А ведь прежний-то батюшка этого делать не благословлял… - робко произнесла старая уборщица, еще помнившая времена настоятельства о. Серафима. – Как же нам теперь быть-то?
Как бывает в подобных случаях, кто-то поддержал ее. В итоге, вместо того, чтобы заниматься уборкой, женщины принялись вспоминать, каким ласковым да набожным был покойный священник. И сожалеть о том, что его не стало… Все попытки Ольги Ивановны заставить их продолжать уборку оказались безрезультатными. Поэтому она поспешила к о. Олегу, чтобы данной ему от Бога властью связывать и разрешать он разрешил вопрос – что делать с найденными на чердаке старыми иконами, которые хранились здесь по благословению прежнего настоятеля.
Она на цыпочках подошла к двери его кабинета и, благоговейно постучав, вполголоса прочла молитву. Потом с замиранием сердца прислушалась, ожидая ответа. Немного погодя дверь распахнулась и на пороге появился о. Олег. Вид у него был крайне недовольный. Еще бы! Ведь как раз в это время он беседовал с местным бизнесменом, который недавно угодил в крупную автокатастрофу и уцелел в ней только чудом. С тех пор его стали посещать, так сказать, думы о вечном. Поэтому он, по примеру известного персонажа Евангельской притчи, надумал на всякий случай «приобрести себе друзей богатством неправедным», дабы получить шанс впоследствии быть принятым в небесные обители (Лк. 15, 9). Иначе говоря, вознамерился пожертвовать на Преображенский храм некую сумму денег. Что до о. Олега, то он рассчитывал воспользоваться щедротами новоявленного благотворителя с максимальной выгодой для храма. А именно – испросить у него средства, которых бы хватило на постройку церковного дома, где он планировал разместить и воскресную школу, и благотворительную столовую, и иконную лавку… Ради этой благой цели священник уже около часа вел со своим гостем душеполезную беседу, увещевая его «со всяким долготерпением и назиданием» (2 Тим. 4, 2), и употребляя на это все красноречие, на какое только был способен. И вот теперь, из-за столь не вовремя явившейся старосты, его труды могли пойти насмарку! Неудивительно, что о. Олег не смог скрыть своей досады от Ольги Ивановны.
- Что тебе надо? – строго спросил он ее.
- Батюшка, простите… - от волнения голос Ольги Ивановны дрожал и прерывался. - Там на чердаке… старые иконы лежат…
- Какие еще иконы? – раздраженно спросил о. Олег. – Откуда они могли там взяться?
- Говорят, будто их туда прежний настоятель велел складывать, - промолвила староста. – Только зачем – непонятно. На них же уже совсем ничего не видно… Батюшка, что благословите с ними делать?
О. Олег задумался. В самом деле, как следовало поступить с отжившими свой век иконами? Он помнил, что в стародавние времена их не выбрасывали, а помещали на церковный чердак или на колокольню. Именно так и делал и о.Серафим. Но тут о. Олегу вспомнилось, что завтра в храм с повторной проверкой нагрянет пожарный инспектор. И, если что-то придется ему не по нраву, вполне может выполнить свою угрозу… Стало быть, чердак требовалось очистить любой ценой… Тогда куда же девать иконы? Вдруг священник вспомнил, что иногда обветшавшие образа относили на реку и пускали по течению на волю Божию. Однако на дворе была зима. Таким образом, оставался один-единственный выход…
- Снесите их в кочегарку. – сказал о. Олег замершей в ожидании его решения старосте. - И сожгите.
- Простите-благословите! – эхом откликнулась Ольга Ивановна и поспешила вернуться на чердак, где уборщицы и прихожанки все еще предавались утешительным воспоминаниям об о. Серафиме. Но староста, проникшись важностью возложенного на нее послушания, немедленно пресекла их разговор:
- Хватит празднословить. Забыли, что Бог за каждое пустое слово взыщет? Давайте, берите все это и несите в кочегарку. Так батюшка благословил.
- А может, лучше их людям раздать? – робко спросила та самая старая уборщица, что еще помнила о.Серафима. – Все-таки иконы…
- Батюшка благословил сжечь! – оборвала ее Ольга Ивановна. – Помнишь, что старцы говорят: послушание выше поста и молитвы! А где твое послушание?
После этого ей уже не решился возразить никто.
* * *
…Сидя на корточках перед дверцей топки, Ольга Ивановна одну за другой отправляла туда сваленные на полу «черные доски». Это ответственное дело она не решилась поручить никому. Особенно после того, как заметила, что старая уборщица, предлагавшая не сжигать старые иконы, а раздать их людям, украдкой потянулась было рукой к небольшому образку, на котором сквозь слой грязи и копоти проступали очертания какой-то фигуры, кажется, женской. Однако, почувствовав на себе испепеляющий взгляд Ольги Ивановны, старуха испуганно отдернула руку…
Не будь староста так поглощена своим делом, она бы давно заметила, что из угла кочегарки за ней самой внимательно наблюдает неряшливо одетый лохматый мужчина с всклокоченной бородой, которого в церкви все звали не иначе, как Васькой. Он прибился к Преображенскому храму так давно, что никто уже не помнил, когда именно. И, судя по всему, до этого успел пережить немало бурь и крушений в житейском море. Сколько ему было лет и кем он был прежде – не знал никто. Да впрочем, кого это могло интересовать? Куда важнее было то, что безродный и бездомный Васька бесплатно работал при церкви и кочегаром, и сторожем, и плотником… одним словом, безотказно выполнял любую работу, которую ему поручали. Он был на редкость нелюдим и молчалив, так что его считали немым. Иногда, еще при покойном о.Серафиме, Васька заходил в храм и простаивал всю службу у самого входа, словно не смея идти дальше… Правда, в последнее время он появлялся там крайне редко. Потому что стоило ему в своих донельзя грязных сапогах переступить церковный порог, как уборщицы, радея о чистоте в храме, спешили выставить его за дверь.
…Тем временем труд Ольги Ивановны близился к концу. И на полу остались только две самые большие иконы. Одну из них, растрескавшуюся сверху донизу, староста ухитрилась разломить на две половинки и по очереди отправила их в огонь. Однако другая икона оказалась цела и никак не проходила в дверцу топки. Ольга Ивановна огляделась по сторонам в поисках топора, и тут, наконец-то, заметила Ваську. Раздосадованная тем, что недогадливый молчун не спешит прийти ей на помощь, староста сама протянула ему икону и знаками показала, что он должен с ней сделать.
К ее изумлению, Васька вдруг поднес икону к глазам и некоторое время стоял, вглядываясь в нее. Точь-в-точь, как это делал когда-то о. Серафим… А потом решительно направился к полке в углу кочегарки и, раздвинув стоявшие на ней бумажные образки, водрузил икону на самую ее середину.
Будучи не в силах вынести столь явного самоуправства, объятая праведным гневом Ольга Ивановна бросилась к Ваське:
- Не смей! Батюшка благословил все сжечь! А ну, отдай ее сейчас же!
И вдруг осеклась. Потому что услышала какие-то странные звуки, похожие на хриплое рычание зверя или на скрежет, который издает заржавевший от времени и бездействия механизм. И, тем не менее, это был голос человека. Но самым страшным было не то, как он звучал. А то, что он принадлежал всегда безгласному и безропотному Ваське:
- Пош-шла-а отс-сюда-а!
Перепуганная староста выскочила из кочегарки и, не чуя под собою ног, побежала к храму. Первой ее мыслью было найти о. Олега и рассказать ему о происшедшем. Проступок Васьки ни в коем случае не должен был остаться безнаказанным. И справедливая кара, которая его ожидала, должна была послужить хорошим уроком на будущее для всех, кто осмеливается своевольничать
Она столкнулась с о.Олегом на церковном пороге. Однако так и не смогла пожаловаться ему на Ваську. Священник прошел мимо, словно не заметив ее. Поскольку был весьма раздосадован тем, что бизнесмен-благотворитель, на беседу с которым он потратил столько времени и сил, вдруг изменил свое решение и отказался оплатить постройку церковного дома. Причем произошло это как раз после разговора священника со старостой, так что о. Олег имел все основания считать ее виновницей своей неудачи. Что до Ольги Ивановны, то она, увидев батюшку, раскрыла было рот… Но, к своему ужасу, не смогла произнести ни единого слова, ни единого звука…
* * *
…На другой день, в сочельник, перед самой Литургией, в Преображенский храм вошел мужчина, в котором уборщицы и прихожане не сразу признали Ваську. Да могло ли быть иначе? Ведь сейчас он казался совсем другим человеком. Он был одет в чистую куртку, а его сапоги выглядели, как новенькие. Вдобавок, вечно всклокоченная лохматая Васькина борода была подстрижена и тщательно расчесана.
В руках он держал что-то, завернутое в кусок холста. Подойдя к левому клиросу, где стоял пустой аналой, Васька поставил его на середину храма и торжественно возложил на него принесенный сверток. И те, кто в тот момент находился в Преображенской церкви: прихожане, уборщицы, безгласная Ольга Ивановна и встревоженный о. Олег, обступали его все теснее и теснее, пока чьи-то пальцы робко не коснулись холста и не развернули его.
Под ним оказалась икона. Старая-престарая, дочерна покрытая слоем копоти, с обуглившимся углом, словно она побывала в огне. А на ней постепенно проступали какие-то контуры предметов и фигур, становясь все ярче и отчетливей. Пока глазам изумленных людей не предстало изображение Девы Марии и старца Иосифа, благоговейно склонившихся над яслями, где лежал Богомладенец Христос.
И каждому из них в тот миг вдруг открылось, что великие и преславные таинства и знамения совершались не только в те далекие времена, когда «нас ради и нашего ради спасения» в мир явился Спаситель Христос. Но даже теперь, когда на земле оскудели вера, надежда и любовь, Господь продолжает посылать нам Свои чудеса.
Конец
- Ну что, гражданин, - произнес инспектор, искоса поглядывая на изменившегося в лице о. Олега. – Сейчас составим протокол. Предписания вышлю завтра. Даю Вам неделю сроку на то, чтобы устранить все эти недостатки. Впрочем, Вам придется сделать это раньше, до седьмого января, когда у вас тут будет большое скопление народа. Накануне я приду сюда снова. И если к этому времени Вы не наведете порядок, то, на основании правил пожарной безопасности, буду вынужден приостановить деятельность вашей организации.
После ухода незваного гостя о. Олегу понадобилось немало времени, чтобы прийти в себя. Вслед за тем он отыскал Ольгу Ивановну, которая, с пухлым молитвословом в руках, стояла на коленях перед иконой Божией Матери «Злых сердец Умягчение». И, указывая рукой по направлению злосчастного чердака, гневно произнес:
- Чтобы завтра же там ничего не было, поняла!
- Простите-благословите, батюшка, - пролепетала староста.
* * *
На другое утро Ольга Ивановна, собрав уборщиц и кое-кого из прихожанок, пожелавших во славу Божию потрудиться на уборке храма, отправилась на чердак. Спустя несколько часов почти все, что там находилось, было частично отправлено на помойку, частично – отнесено в церковную кочегарку для сожжения. И тут в глубине чердака обнаружились полки, прогибающиеся под тяжестью каких-то черных досок. Рассмотрев их повнимательнее, женщины в недоумении обратились к Ольге Ивановне:
- Да это же иконы! Их что, тоже выбрасывать?
- А ведь прежний-то батюшка этого делать не благословлял… - робко произнесла старая уборщица, еще помнившая времена настоятельства о. Серафима. – Как же нам теперь быть-то?
Как бывает в подобных случаях, кто-то поддержал ее. В итоге, вместо того, чтобы заниматься уборкой, женщины принялись вспоминать, каким ласковым да набожным был покойный священник. И сожалеть о том, что его не стало… Все попытки Ольги Ивановны заставить их продолжать уборку оказались безрезультатными. Поэтому она поспешила к о. Олегу, чтобы данной ему от Бога властью связывать и разрешать он разрешил вопрос – что делать с найденными на чердаке старыми иконами, которые хранились здесь по благословению прежнего настоятеля.
Она на цыпочках подошла к двери его кабинета и, благоговейно постучав, вполголоса прочла молитву. Потом с замиранием сердца прислушалась, ожидая ответа. Немного погодя дверь распахнулась и на пороге появился о. Олег. Вид у него был крайне недовольный. Еще бы! Ведь как раз в это время он беседовал с местным бизнесменом, который недавно угодил в крупную автокатастрофу и уцелел в ней только чудом. С тех пор его стали посещать, так сказать, думы о вечном. Поэтому он, по примеру известного персонажа Евангельской притчи, надумал на всякий случай «приобрести себе друзей богатством неправедным», дабы получить шанс впоследствии быть принятым в небесные обители (Лк. 15, 9). Иначе говоря, вознамерился пожертвовать на Преображенский храм некую сумму денег. Что до о. Олега, то он рассчитывал воспользоваться щедротами новоявленного благотворителя с максимальной выгодой для храма. А именно – испросить у него средства, которых бы хватило на постройку церковного дома, где он планировал разместить и воскресную школу, и благотворительную столовую, и иконную лавку… Ради этой благой цели священник уже около часа вел со своим гостем душеполезную беседу, увещевая его «со всяким долготерпением и назиданием» (2 Тим. 4, 2), и употребляя на это все красноречие, на какое только был способен. И вот теперь, из-за столь не вовремя явившейся старосты, его труды могли пойти насмарку! Неудивительно, что о. Олег не смог скрыть своей досады от Ольги Ивановны.
- Что тебе надо? – строго спросил он ее.
- Батюшка, простите… - от волнения голос Ольги Ивановны дрожал и прерывался. - Там на чердаке… старые иконы лежат…
- Какие еще иконы? – раздраженно спросил о. Олег. – Откуда они могли там взяться?
- Говорят, будто их туда прежний настоятель велел складывать, - промолвила староста. – Только зачем – непонятно. На них же уже совсем ничего не видно… Батюшка, что благословите с ними делать?
О. Олег задумался. В самом деле, как следовало поступить с отжившими свой век иконами? Он помнил, что в стародавние времена их не выбрасывали, а помещали на церковный чердак или на колокольню. Именно так и делал и о.Серафим. Но тут о. Олегу вспомнилось, что завтра в храм с повторной проверкой нагрянет пожарный инспектор. И, если что-то придется ему не по нраву, вполне может выполнить свою угрозу… Стало быть, чердак требовалось очистить любой ценой… Тогда куда же девать иконы? Вдруг священник вспомнил, что иногда обветшавшие образа относили на реку и пускали по течению на волю Божию. Однако на дворе была зима. Таким образом, оставался один-единственный выход…
- Снесите их в кочегарку. – сказал о. Олег замершей в ожидании его решения старосте. - И сожгите.
- Простите-благословите! – эхом откликнулась Ольга Ивановна и поспешила вернуться на чердак, где уборщицы и прихожанки все еще предавались утешительным воспоминаниям об о. Серафиме. Но староста, проникшись важностью возложенного на нее послушания, немедленно пресекла их разговор:
- Хватит празднословить. Забыли, что Бог за каждое пустое слово взыщет? Давайте, берите все это и несите в кочегарку. Так батюшка благословил.
- А может, лучше их людям раздать? – робко спросила та самая старая уборщица, что еще помнила о.Серафима. – Все-таки иконы…
- Батюшка благословил сжечь! – оборвала ее Ольга Ивановна. – Помнишь, что старцы говорят: послушание выше поста и молитвы! А где твое послушание?
После этого ей уже не решился возразить никто.
* * *
…Сидя на корточках перед дверцей топки, Ольга Ивановна одну за другой отправляла туда сваленные на полу «черные доски». Это ответственное дело она не решилась поручить никому. Особенно после того, как заметила, что старая уборщица, предлагавшая не сжигать старые иконы, а раздать их людям, украдкой потянулась было рукой к небольшому образку, на котором сквозь слой грязи и копоти проступали очертания какой-то фигуры, кажется, женской. Однако, почувствовав на себе испепеляющий взгляд Ольги Ивановны, старуха испуганно отдернула руку…
Не будь староста так поглощена своим делом, она бы давно заметила, что из угла кочегарки за ней самой внимательно наблюдает неряшливо одетый лохматый мужчина с всклокоченной бородой, которого в церкви все звали не иначе, как Васькой. Он прибился к Преображенскому храму так давно, что никто уже не помнил, когда именно. И, судя по всему, до этого успел пережить немало бурь и крушений в житейском море. Сколько ему было лет и кем он был прежде – не знал никто. Да впрочем, кого это могло интересовать? Куда важнее было то, что безродный и бездомный Васька бесплатно работал при церкви и кочегаром, и сторожем, и плотником… одним словом, безотказно выполнял любую работу, которую ему поручали. Он был на редкость нелюдим и молчалив, так что его считали немым. Иногда, еще при покойном о.Серафиме, Васька заходил в храм и простаивал всю службу у самого входа, словно не смея идти дальше… Правда, в последнее время он появлялся там крайне редко. Потому что стоило ему в своих донельзя грязных сапогах переступить церковный порог, как уборщицы, радея о чистоте в храме, спешили выставить его за дверь.
…Тем временем труд Ольги Ивановны близился к концу. И на полу остались только две самые большие иконы. Одну из них, растрескавшуюся сверху донизу, староста ухитрилась разломить на две половинки и по очереди отправила их в огонь. Однако другая икона оказалась цела и никак не проходила в дверцу топки. Ольга Ивановна огляделась по сторонам в поисках топора, и тут, наконец-то, заметила Ваську. Раздосадованная тем, что недогадливый молчун не спешит прийти ей на помощь, староста сама протянула ему икону и знаками показала, что он должен с ней сделать.
К ее изумлению, Васька вдруг поднес икону к глазам и некоторое время стоял, вглядываясь в нее. Точь-в-точь, как это делал когда-то о. Серафим… А потом решительно направился к полке в углу кочегарки и, раздвинув стоявшие на ней бумажные образки, водрузил икону на самую ее середину.
Будучи не в силах вынести столь явного самоуправства, объятая праведным гневом Ольга Ивановна бросилась к Ваське:
- Не смей! Батюшка благословил все сжечь! А ну, отдай ее сейчас же!
И вдруг осеклась. Потому что услышала какие-то странные звуки, похожие на хриплое рычание зверя или на скрежет, который издает заржавевший от времени и бездействия механизм. И, тем не менее, это был голос человека. Но самым страшным было не то, как он звучал. А то, что он принадлежал всегда безгласному и безропотному Ваське:
- Пош-шла-а отс-сюда-а!
Перепуганная староста выскочила из кочегарки и, не чуя под собою ног, побежала к храму. Первой ее мыслью было найти о. Олега и рассказать ему о происшедшем. Проступок Васьки ни в коем случае не должен был остаться безнаказанным. И справедливая кара, которая его ожидала, должна была послужить хорошим уроком на будущее для всех, кто осмеливается своевольничать
Она столкнулась с о.Олегом на церковном пороге. Однако так и не смогла пожаловаться ему на Ваську. Священник прошел мимо, словно не заметив ее. Поскольку был весьма раздосадован тем, что бизнесмен-благотворитель, на беседу с которым он потратил столько времени и сил, вдруг изменил свое решение и отказался оплатить постройку церковного дома. Причем произошло это как раз после разговора священника со старостой, так что о. Олег имел все основания считать ее виновницей своей неудачи. Что до Ольги Ивановны, то она, увидев батюшку, раскрыла было рот… Но, к своему ужасу, не смогла произнести ни единого слова, ни единого звука…
* * *
…На другой день, в сочельник, перед самой Литургией, в Преображенский храм вошел мужчина, в котором уборщицы и прихожане не сразу признали Ваську. Да могло ли быть иначе? Ведь сейчас он казался совсем другим человеком. Он был одет в чистую куртку, а его сапоги выглядели, как новенькие. Вдобавок, вечно всклокоченная лохматая Васькина борода была подстрижена и тщательно расчесана.
В руках он держал что-то, завернутое в кусок холста. Подойдя к левому клиросу, где стоял пустой аналой, Васька поставил его на середину храма и торжественно возложил на него принесенный сверток. И те, кто в тот момент находился в Преображенской церкви: прихожане, уборщицы, безгласная Ольга Ивановна и встревоженный о. Олег, обступали его все теснее и теснее, пока чьи-то пальцы робко не коснулись холста и не развернули его.
Под ним оказалась икона. Старая-престарая, дочерна покрытая слоем копоти, с обуглившимся углом, словно она побывала в огне. А на ней постепенно проступали какие-то контуры предметов и фигур, становясь все ярче и отчетливей. Пока глазам изумленных людей не предстало изображение Девы Марии и старца Иосифа, благоговейно склонившихся над яслями, где лежал Богомладенец Христос.
И каждому из них в тот миг вдруг открылось, что великие и преславные таинства и знамения совершались не только в те далекие времена, когда «нас ради и нашего ради спасения» в мир явился Спаситель Христос. Но даже теперь, когда на земле оскудели вера, надежда и любовь, Господь продолжает посылать нам Свои чудеса.
Конец