Эту забавную историю мне рассказал один старый человек, живущий в окрестностях города Олонца.
…В ту пору, когда царь Пётр Алексеевич приказал перелить на пушки колокола, в лесу, на берегу Ладожского озера, жил отшельник. Монахом он не был, но правила исполнял большие и каждый день вычитывал Псалтирь. Кто этот лесной житель - толком никто не знал. Говорили, что из мужиков, да ещё сказывали, что в молодости он был очень силён и будто бы однажды поутру вышел из дома, чихнул и своим чохом так напугал барана, что тот бросился в огород и убился до смети. С годами силы в отшельнике поубавилось, но с виду старец был внушительный. И не то чтобы ростом велик, зато в плечах косая сажень и борода веником. Как выйдет из избушки с дубовым посохом -убоишься.
Нрава, впрочем, он был мирного. Встанет с утра на камень и поёт себе по Псалтири, а голосище такой, что весь лес слышит. Ну, всякие твари и собираются. Тут тебе и волк, и медведь, да ещё змеи приползут и свернутся на пнях толстыми кольцами. Конечно, отшельник не только псалмы распевал. Был у него и огород, мелкая скотинка. А поскольку дикие звери старика любили, то и скотинку его не задирали.
Генералы да князья толками об отшельнике не увлекались: дескать, что нам в том угоднике с репьём в бороде? А в народе крепко верили, что старец прозорлив и умеет угадывать. Рассказывали, что однажды отшельник заявился в Олонец и давай орехи раздавать. Никто не понимал, к чему бы это, а наутро пришла весть, что Пётр отбил у шведов крепость Орешек. Тут всё и разъяснилось. В другой раз по берегу Ладоги проходили богомольцы, а отшельник в озеро залез и сидит - вроде как водяной. К нему и так, и сяк, а он только пузыри пускает, и лицо у самого прежалостное. И что вы думаете? Оказалось, в тот день в Петербурге было наводнение на манер потопа. Но вот случилось раз идти через лес олонецкому пономарю Ерошке. Парень он был хороший, только на голову слабоват. Отшельник встретил его ласково, пустил переночевать. А около полуночи в хлеву заблеял козёл.
- Ой, что это? - испугался пономарь.
А отшельник ему:
- Что, что! За царя надо молиться, вот что!
- Нешто это царь кричит? - ахнул Ерошка.
- А то кто же? - усмехнулся старец. - Царь Пётр приказал Божьи церкви колоколов лишить, вот его черти и мучают. Слышишь, как кричит?
На заре отшельник отправился в лес молитвы петь. А Ерошка проснулся, когда солнце уже высоко поднялось, и пошёл умыться к ручью. И надо же такому случиться, что у ручья пономарь повстречал не кого-нибудь, а царя Петра, который возвращался из Олонца в Петербург.
Царь в ту пору молодой был и любил всюду один разъезжать. Бывало, на охоте ускачет куда-нибудь, и его разыскивают всем двором, а царь в это время в избушке с каким-нибудь отставным солдатом чаи гоняет, простому обхождению обучается. Сколько раз министры и канцлеры просили его не бегать от них, но он только смеялся. А что поделаешь? Царь - не телёнок, колокольчик на шею не привяжишь. И вот увидал Пётр пономаря и думает - дай-ка с ним потолкую. Подъехал ближе и говорит:
- Здорово, мужичок. Ну чего уставился?
А Ерошка, хоть и слабоват был на голову, но уже смекнул, кто перед ним.
- Радуюсь и дивлюсь, - отвечает, - батюшка-царь, что ты уже в добрым здравии.
- Чего же тут странного?
- Ну как, ухмыляется пономарь. - Давеча тебя черти в хлеву мучили, так орал ты, сердешный, точно козёл!
- Дурак! - рассердился царь, огрел Ерошку плетью и ускакал.
На беду, выезжая из Олонца, Пётр выпил лишнюю рюмку анисовки, и теперь хмель ему в голову ударил. Скачет, лицо так и пылает. А впереди река. Царь пришпорил коня, чтобы сигануть с кручи на другой берег, и, конечно разбился бы, но, к счастью, на обрыве мудрая змея жила, из тех что к отшельнику приползали. Змея метнулась под ноги коню, и жеребец захрапел и встал на дыбы. Поглядев вниз, Пётр опомнился и решил вернуться. Прискакал обратно к ручью. Смотрит, у ручья давешний дурак сидит, за щёку держится и плачет, а рядом старик диковатой наружности. Увидал царя - и как ударит о землю посохом!
- Ты зачем, Петрушка, бедных людей обижаешь?
Смутился царь, спрашивает:
- Как тебя зовут, старче?
Отшельник в ответ:
- Звали бы меня, может, и чаще, да я идти не спешу. Ты лучше на свои часы посмотри!
А у царя и вправду были карманные часы, подаренные гильдией мастеров города Амстердама.
«Откуда, - ахнул Пётр, - ему сие ведомо?» Достал часы, щёлкнул крышкой.
- Ну полдень. А что?
- А то, что ты со своими часами на обед в немецкую слободу не опоздаешь. А нам как узнать, что в церковь пора, коли колоколов нету? Ты об этом подумал басурман ты этакий?
Царь молчит, а старец ещё больше распаляется:
- Вот ты Ерошку побил, а завтра солдаты придут и колокол с его церкви снимут. Что этот горемыка делать станет? Пётр совсем смешался.
- А мне как быть? Шведы под Полтаву залезли, а у меня и пушки-то нету! Что мне, из рогатки по ним стрелять?
Отшельник призадумался. Колокола снять - на службу опоздаешь, не снять - швед придёт и вообще службы не будет.
- Ладно, - говорит, - бери сколько надо. На хорошее дело не жалко - колоколов у нас много. Царь видит - вроде договорились, и успокоился.
- У кого, - спрашивает, - колоколов много-то
- Знамо, у нас, - отвечает старец, - А ты думал, церковь-это епископы? Нет Петруша, Церковь соборная - это и мужики олонецкие, и я, и Ерошка… Генералов в Церкви нету, все перед Богом ходим, даже ты батюшка-царь. Говорят, беседа с отшельником так подействовала на молодого царя, что он окружил себя простыми людьми и даже пирожника сделал первым министром. А ещё Пётр велел генералам все колокола не снимать, но ровно столько, сколько нужно, чтобы отлить пушку для войны с королём Карлом. А какая пушка-то вышла знатная! Медь ведь не простая была, а святая, колокольная! Как начал Пётр стрелять, шведы и побежали прочь от Полтавы. А что всех колоколов не сняли, оттого, конечно, большая польза была. Получилось, что здесь змея поучаствовала: кабы не она Пётр с лесным отшельником не встретился бы. Поэтому императрица Екатерина поставила змее памятник, увековечив миг, когда она спасла царя на обрыве. Сказывают люди, памятник до сих пор в Петербурге стоит - «Медный всадник» называется.
…В ту пору, когда царь Пётр Алексеевич приказал перелить на пушки колокола, в лесу, на берегу Ладожского озера, жил отшельник. Монахом он не был, но правила исполнял большие и каждый день вычитывал Псалтирь. Кто этот лесной житель - толком никто не знал. Говорили, что из мужиков, да ещё сказывали, что в молодости он был очень силён и будто бы однажды поутру вышел из дома, чихнул и своим чохом так напугал барана, что тот бросился в огород и убился до смети. С годами силы в отшельнике поубавилось, но с виду старец был внушительный. И не то чтобы ростом велик, зато в плечах косая сажень и борода веником. Как выйдет из избушки с дубовым посохом -убоишься.
Нрава, впрочем, он был мирного. Встанет с утра на камень и поёт себе по Псалтири, а голосище такой, что весь лес слышит. Ну, всякие твари и собираются. Тут тебе и волк, и медведь, да ещё змеи приползут и свернутся на пнях толстыми кольцами. Конечно, отшельник не только псалмы распевал. Был у него и огород, мелкая скотинка. А поскольку дикие звери старика любили, то и скотинку его не задирали.
Генералы да князья толками об отшельнике не увлекались: дескать, что нам в том угоднике с репьём в бороде? А в народе крепко верили, что старец прозорлив и умеет угадывать. Рассказывали, что однажды отшельник заявился в Олонец и давай орехи раздавать. Никто не понимал, к чему бы это, а наутро пришла весть, что Пётр отбил у шведов крепость Орешек. Тут всё и разъяснилось. В другой раз по берегу Ладоги проходили богомольцы, а отшельник в озеро залез и сидит - вроде как водяной. К нему и так, и сяк, а он только пузыри пускает, и лицо у самого прежалостное. И что вы думаете? Оказалось, в тот день в Петербурге было наводнение на манер потопа. Но вот случилось раз идти через лес олонецкому пономарю Ерошке. Парень он был хороший, только на голову слабоват. Отшельник встретил его ласково, пустил переночевать. А около полуночи в хлеву заблеял козёл.
- Ой, что это? - испугался пономарь.
А отшельник ему:
- Что, что! За царя надо молиться, вот что!
- Нешто это царь кричит? - ахнул Ерошка.
- А то кто же? - усмехнулся старец. - Царь Пётр приказал Божьи церкви колоколов лишить, вот его черти и мучают. Слышишь, как кричит?
На заре отшельник отправился в лес молитвы петь. А Ерошка проснулся, когда солнце уже высоко поднялось, и пошёл умыться к ручью. И надо же такому случиться, что у ручья пономарь повстречал не кого-нибудь, а царя Петра, который возвращался из Олонца в Петербург.
Царь в ту пору молодой был и любил всюду один разъезжать. Бывало, на охоте ускачет куда-нибудь, и его разыскивают всем двором, а царь в это время в избушке с каким-нибудь отставным солдатом чаи гоняет, простому обхождению обучается. Сколько раз министры и канцлеры просили его не бегать от них, но он только смеялся. А что поделаешь? Царь - не телёнок, колокольчик на шею не привяжишь. И вот увидал Пётр пономаря и думает - дай-ка с ним потолкую. Подъехал ближе и говорит:
- Здорово, мужичок. Ну чего уставился?
А Ерошка, хоть и слабоват был на голову, но уже смекнул, кто перед ним.
- Радуюсь и дивлюсь, - отвечает, - батюшка-царь, что ты уже в добрым здравии.
- Чего же тут странного?
- Ну как, ухмыляется пономарь. - Давеча тебя черти в хлеву мучили, так орал ты, сердешный, точно козёл!
- Дурак! - рассердился царь, огрел Ерошку плетью и ускакал.
На беду, выезжая из Олонца, Пётр выпил лишнюю рюмку анисовки, и теперь хмель ему в голову ударил. Скачет, лицо так и пылает. А впереди река. Царь пришпорил коня, чтобы сигануть с кручи на другой берег, и, конечно разбился бы, но, к счастью, на обрыве мудрая змея жила, из тех что к отшельнику приползали. Змея метнулась под ноги коню, и жеребец захрапел и встал на дыбы. Поглядев вниз, Пётр опомнился и решил вернуться. Прискакал обратно к ручью. Смотрит, у ручья давешний дурак сидит, за щёку держится и плачет, а рядом старик диковатой наружности. Увидал царя - и как ударит о землю посохом!
- Ты зачем, Петрушка, бедных людей обижаешь?
Смутился царь, спрашивает:
- Как тебя зовут, старче?
Отшельник в ответ:
- Звали бы меня, может, и чаще, да я идти не спешу. Ты лучше на свои часы посмотри!
А у царя и вправду были карманные часы, подаренные гильдией мастеров города Амстердама.
«Откуда, - ахнул Пётр, - ему сие ведомо?» Достал часы, щёлкнул крышкой.
- Ну полдень. А что?
- А то, что ты со своими часами на обед в немецкую слободу не опоздаешь. А нам как узнать, что в церковь пора, коли колоколов нету? Ты об этом подумал басурман ты этакий?
Царь молчит, а старец ещё больше распаляется:
- Вот ты Ерошку побил, а завтра солдаты придут и колокол с его церкви снимут. Что этот горемыка делать станет? Пётр совсем смешался.
- А мне как быть? Шведы под Полтаву залезли, а у меня и пушки-то нету! Что мне, из рогатки по ним стрелять?
Отшельник призадумался. Колокола снять - на службу опоздаешь, не снять - швед придёт и вообще службы не будет.
- Ладно, - говорит, - бери сколько надо. На хорошее дело не жалко - колоколов у нас много. Царь видит - вроде договорились, и успокоился.
- У кого, - спрашивает, - колоколов много-то
- Знамо, у нас, - отвечает старец, - А ты думал, церковь-это епископы? Нет Петруша, Церковь соборная - это и мужики олонецкие, и я, и Ерошка… Генералов в Церкви нету, все перед Богом ходим, даже ты батюшка-царь. Говорят, беседа с отшельником так подействовала на молодого царя, что он окружил себя простыми людьми и даже пирожника сделал первым министром. А ещё Пётр велел генералам все колокола не снимать, но ровно столько, сколько нужно, чтобы отлить пушку для войны с королём Карлом. А какая пушка-то вышла знатная! Медь ведь не простая была, а святая, колокольная! Как начал Пётр стрелять, шведы и побежали прочь от Полтавы. А что всех колоколов не сняли, оттого, конечно, большая польза была. Получилось, что здесь змея поучаствовала: кабы не она Пётр с лесным отшельником не встретился бы. Поэтому императрица Екатерина поставила змее памятник, увековечив миг, когда она спасла царя на обрыве. Сказывают люди, памятник до сих пор в Петербурге стоит - «Медный всадник» называется.