Симеон, учитель Израиля, вёл жизнь, праведную пред Богом, так что во всей стране говорили: «Праведен, как Симеон».
Но ещё больше люди восхваляли смирение его сердца: ибо душа его была, как душа ребёнка, полная невинности и кротости.
Однажды, когда ученики хвалили Симеона за святость и безупречность его жизни, он, слушая такие речи, вознегодовал в душе своей и сказал:
— Никто не благ, кроме Единого Бога. Зачем же вы называете меня благим?
Ученики замолчали в удивлении.
Один из них возразил учителю:
— Когда человек всю жизнь был праведен пред Богом, отчего же ему не радоваться тому, что он достиг вершины, пройдя трудный и тернистый путь по крутизне?
Симеон в ответ сказал:
— Послушайте историю из моего детства.
И старец рассказал следующее.
Из дома моего отца виднелась вдали гора Ливан и кедры, растущие на её вершине. Часто мне приходилось слышать, как отец и его друзья говорили между собой о высоте горы и о великолепии кедровых лесов на её вершине. Эти похвалы были мне непонятны. Я взял лист бумаги и нарисовал на нём Ливан и кедры, потом подошёл к отцу и показал ему рисунок:
— Отец, посмотри, я нарисовал гору Ливан и её кедры такими, как я их вижу каждый день из окна нашего дома. Эта гора — просто холм с растущим на нём кустарником. Почему же вы так восхваляете её?
Отец молча улыбнулся и спрятал мой рисунок. Вскоре после этого он сказал мне:
— Возьми свой посох, Симеон, мы пойдём с тобой к Ливану.
Мы отправились в путь. Я думал, что мы за час или два доберёмся до горы, так близко она виднелась. Но шли мы не час и не день, а несколько дней. И чем ближе подходили мы к горе, тем выше она становилась. Наконец на рассвете мы взошли на вершину горы, покрытую туманом. Когда же взошло солнце и туман рассеялся, я смог наконец увидеть кедры, которые поразили моё воображение своей высотой. В трепете стоял я на вершине горы Ливан — удивлялся и ужасался её величием.
Тогда отец вынул мой рисунок и сказал:
— Теперь сравни величие горы с твоим рисунком.
Мне стало стыдно, я покраснел и не смел поднять на отца глаз.
Рассказав эту историю, Симеон смолк. Ученики не прерывали его молчания и стояли, потупив долу свои взоры. С тех пор они более не спрашивали Симеона, почему он не считает себя благим.
Но ещё больше люди восхваляли смирение его сердца: ибо душа его была, как душа ребёнка, полная невинности и кротости.
Однажды, когда ученики хвалили Симеона за святость и безупречность его жизни, он, слушая такие речи, вознегодовал в душе своей и сказал:
— Никто не благ, кроме Единого Бога. Зачем же вы называете меня благим?
Ученики замолчали в удивлении.
Один из них возразил учителю:
— Когда человек всю жизнь был праведен пред Богом, отчего же ему не радоваться тому, что он достиг вершины, пройдя трудный и тернистый путь по крутизне?
Симеон в ответ сказал:
— Послушайте историю из моего детства.
И старец рассказал следующее.
Из дома моего отца виднелась вдали гора Ливан и кедры, растущие на её вершине. Часто мне приходилось слышать, как отец и его друзья говорили между собой о высоте горы и о великолепии кедровых лесов на её вершине. Эти похвалы были мне непонятны. Я взял лист бумаги и нарисовал на нём Ливан и кедры, потом подошёл к отцу и показал ему рисунок:
— Отец, посмотри, я нарисовал гору Ливан и её кедры такими, как я их вижу каждый день из окна нашего дома. Эта гора — просто холм с растущим на нём кустарником. Почему же вы так восхваляете её?
Отец молча улыбнулся и спрятал мой рисунок. Вскоре после этого он сказал мне:
— Возьми свой посох, Симеон, мы пойдём с тобой к Ливану.
Мы отправились в путь. Я думал, что мы за час или два доберёмся до горы, так близко она виднелась. Но шли мы не час и не день, а несколько дней. И чем ближе подходили мы к горе, тем выше она становилась. Наконец на рассвете мы взошли на вершину горы, покрытую туманом. Когда же взошло солнце и туман рассеялся, я смог наконец увидеть кедры, которые поразили моё воображение своей высотой. В трепете стоял я на вершине горы Ливан — удивлялся и ужасался её величием.
Тогда отец вынул мой рисунок и сказал:
— Теперь сравни величие горы с твоим рисунком.
Мне стало стыдно, я покраснел и не смел поднять на отца глаз.
Рассказав эту историю, Симеон смолк. Ученики не прерывали его молчания и стояли, потупив долу свои взоры. С тех пор они более не спрашивали Симеона, почему он не считает себя благим.