"Никогда не делайте того, чего не хотели бы, чтобы делали ваши дети. Неважно, узнают дети о вашем поступке или нет, но по наступлению определенного срока, в силу пока неизученных, но неумолимо действующих законов природы, они поступят или попытаются поступить так же..."
Иван Охлобыстин. Тамагочи, или как воспитывать детей.
1
Матвею изменила жена. Это событие так поразило его, что еще несколько дней он продолжал жить как обычно. Только застывшее на лице удивленное выражение говорило о том, что его что-то беспокоит.
Потом ход его жизни начал замедляться. Вокруг по-прежнему шумел город, но Матвей уже был вне этой суеты. Он все глубже уходил в осознание своего несчастья. Ощущение крайней тревоги и непоправимости наполняло все его существо, и он совсем не замечал, что происходит вокруг.
2
Анна быстро шла по улице. Она спешила на работу, но мысли ее были заняты другим. Ей казалось, что в ее груди находится крупная яркая птица, которая расправляет крылья, чтобы взлететь. Это чувство было таким реальным, что Анна невольно ускоряла шаг, словно птица подталкивала ее изнутри. Эти толчки были очень настойчивыми, но безболезненными и даже приятными. И Анна, и птица очень хорошо знали направление, в котором им обеим хотелось немедленно лететь.
Анна была влюблена. Крупная яркая птица, недавно поселившаяся в ее груди, никогда не засыпала, и движения ее мягких перьев не давали спать и Анне. Птица постоянно хотела лететь, и по ночам Анна, замирая, размышляла о человеке, на чье плечо стремилась присесть эта птица. Днем ей нужно было прилагать большие усилия, чтобы добраться туда, куда птице лететь не хотелось.
3
Матвей стоял у реки. Река недавно вскрылась, и ее воды, еще по-зимнему темные, несли к далекому морю серые, белые и зеленоватые льдины. Льдины сталкивались и терлись друг о друга, и все пространство над рекой было наполнено шелестом и тихим хрустом. Эти звуки доносился до слуха Матвея как шепот и сдержанный смех. Ему казалось, будто какие-то незнакомые люди за спиной торопливо сообщают друг другу, что с ним случилось. Они посмеивались над Матвеем, прыскали в кулак и весело переглядывались. Матвею было одиноко и очень стыдно.
4
Анна ехала в автобусе. Водитель позабыл включить отопление, в салоне было холодно, оконное стекло покрывалось изморозью от дыхания Анны.
Анна не ощущала холода и не видела выраставших перед ее глазами ледяных узоров. В ее груди была немая пустота, сосущая и безжалостная, словно голод. Где-то там, на самом дне пустоты, лежал небольшой комок ярких перьев. Птица умерла, ее перья стали ломкими и колкими. Анна старалась не шевелиться, чтобы не сломать перьев.
«Конечная», - объявил водитель. Анна медленно, осторожно вышла из автобуса, с отчаянием ощущая, как пустота в груди наполняется тихим треском ломающихся перьев.
«С вами все в порядке?», - спросил у Анны какой-то пенсионер в разноцветной вязаной шапке и желтом плаще. Он с любопытством смотрел на Анну. «У меня… Я в порядке», - ответила она и отвернулась к расписанию автобусов. Номера маршрутов расплывались перед глазами. Ехать было некуда.
5
Матвей пришел домой, медленно снял пальто и шляпу. Он прошел на кухню, присел на табурет у стола и огляделся. Квартира выглядела нежилой, заброшенной. Ему казалось, что он жил здесь когда-то очень давно, наверное, еще в детстве. В окно светило солнце, мама стояла у плиты, а отец помогал ему мастерить планер из тонких реек и папиросной бумаги. Время от времени мама поглядывала на них с отцом и с улыбкой говорила: «Дети, дети…» Отец дирижировал рейкой и фальшиво пел: «Первым делом, первым делом самолеты, ну а девушки, а девушки – тут он подмигивал маме, - потом!»
Матвей сердито встряхнул головой и отогнал это видение. Наверное, с его родителями никогда не случалось того, что произошло с ним. Он помнил, что мама не могла произнести имя отца без улыбки, а голос отца словно бы ломался и давал высокую ноту, когда он обращался к маме.
6
Анна сидела у своего туалетного столика и смотрела в зеркало. Зеркало было покрыто слоем пыли, сквозь которую отражение Анны казалось отражением какой-то другой женщины. Та, другая, была старше, опытней, смелее. Она всегда добивалась своего и никогда ни о чем не жалела. «Аня, эта жизнь устроена так, что нам, женщинам, ничего нельзя, но если никто ни о чем не узнает, то можно все», - говорила она и поправляла локон, выбившийся из прически. «Понятно? Все!»
Анна провела рукой по зеркалу, отражение матери исчезло, и в светлой чистой полоске она увидела себя. Уголки губ опущены, в глазах испуг. Мама никогда бы не допустила, чтобы кто-то увидел ее такой – несчастной, жалкой, одинокой. Маме было можно все. Робкие или просто недостаточно смелые люди терялись рядом с ней. Анна тоже часто чувствовала себя потерянной в волнах всемогущества и уверенности, излучаемых матерью.
Анна уронила лицо в ладони и заплакала.
7
Матвей боялся думать о жене. Стоило ему мысленно произнести ее имя или вспомнить запах ее духов, и какое-то тяжелое неповоротливое чувство наполняло его, сердце начинало колотиться, дыхание перехватывало. Матвей не понимал этого чувства и страшился его.
На работе заметили, что с Матвеем что-то происходит и осторожно предложили взять отпуск за свой счет. Матвей послушно написал заявление, собрал визы, но продолжал ходить на работу.
8
Анна втягивалась в обычную рутину. Работа-дом, работа-дом, работа-дом…. Пустота в груди постепенно заполнялась какими-то мелочами.
Однажды Анна заметила, что в ее груди больше нет ломких и колких предметов. Только по ночам, когда она уже почти спала, прижимаясь к плечу мужа, ее посещали воспоминания о птице в груди, о толчках ее мягких крыльев. Анна засыпала. Ей снилось, что птица садилась в автобус и кричала «Проездной!», автобус медленно въезжал в собственное отражение в зеркале, а водитель, пенсионер в разноцветной вязаной шапке, оборачивался к ней и говорил маминым голосом: «Анна Матвеевна, понятно? Все!»