Алла Немцова
КОЛЯ
Беспокойно пересчитав каблучками последние семь ступенек, Лика выпорхнула из подъезда. Включившимся периферическим зрением моментально обнаружила Колю — тот зачем-то взобрался на скамейку у соседнего подъезда — выдохнула: «Слава Богу!» и только после этого заметила энергичный шаг приближающегося Владислава Виленовича.
— Доброе утро, дядь Слав! С утренней пробежки уже? Смотрю, ты не изменяешь традициям.
— Ах, милая Одри, — Владислав Виленович поравнялся с Ликой, приобнял ее за талию.
— В моем возрасте крайне опасно изменять традициям, — нараспев произнес он над самым ее ухом и шагнул в подъезд. Из-за закрывающейся двери донеслось бодрое напутствие:
— Удачного дня тебе, девочка!
Со стороны могло показаться, будто стареющий ловелас заигрывает с очаровательной соседкой. На самом деле, игра во флирт была лишь легкомысленной упаковкой, скрывавшей подлинные их отношения.
Лика помнила Владислава Виленовича ровно столько же, сколько себя. Он был лучшим, да, пожалуй, и единственным другом ее отца. Оба трудились на ниве внешней торговли, один на Ближнем Востоке, другой в Северной Африке. Встречались по понятным причинам крайне редко, хорошо, если раз в год. Когда появилась возможность вступить в жилищный кооператив, приобрели квартиры в одном доме на юго-западе столицы, в одном подъезде, только на разных этажах, потому что на каждой площадке было только по одной трешке. Лику и одногодка Сережу, сына Владислава Виленовича, оставляли в Москве, с бабушками. Приезд родителей всегда был большим праздником, но от всех их разговоров в памяти почему-то оставались восклицания «как же ты вырос... ты совсем взрослая... боюсь, в следующий приезд я тебя не узнаю» и больше почти ничего. Однажды, во время краткой командировки на родину — дети тогда уже седьмой класс заканчивали — Владислав Виленович действительно не узнал Лику, встретив ее у лифта, а когда догадался, кто эта статуэточка с очаровательной улыбкой — ахнул: «Смотри-ка, что время с людьми делает, вылитая Одри Хепберн!» Вот с тех пор и приклеилось это прозвище к Лике. Сравнение с кинозвездой в устах Владислава Виленовича не звучало моветоном, и Лика милостиво откликалась на заграничное имя. Но больше она не позволяла такого никому, только любимому дяде Славочке.
Стало быть, день будет удачным, если Виленыча встретила, подумала Лика. В приметы она не верила, но заметила, что после таких случайных встреч обязательно случается что-нибудь хорошее.
— Колька, слезай со скамейки, здесь же люди садятся.
Коля не хотел слезать и с ужасом глядел на асфальт по которому прыгал, периодически что-то склевывая, обычный серый воробей. Мальчик вздрогнул, когда мама взмахом руки прогнала это пернатое чудище, исподлобья оглядел пространство вокруг себя, и только после этого, продолжая настороженно озираться, спустился на землю. В сумке завибрировал телефон.
— Лик, ты что ли, привет, в школу сегодня не приходите. Там сегодня комиссия, наших просили не приводить, — пробасила школьная активистка, мама Колиного одноклассника.
— Так вроде на той неделе была уже какая-то комиссия.
— Ну да, это на той неделе была. А на этой еще нет, и еще ожидается какая-то через месяц.
— Господи, сколько же их...
— Это, Лик, не наше с тобой дело считать, сколько их. Наше дело нос не показывать. От греха, как говорится. И так с боем школу брали, али забыла уже?
— Скажешь тоже, забыла. Такое забудешь. В мастерскую во сколько придете?
— В три, как всегда - увидимся. Пока.
А вот и удача,- вдруг обрадовалась Лика, — И что я расстраивалась, что Колька устроил забастовку с завтраком? Сейчас пойдем и причастимся, ура!
— Николай, планы изменились. Пойдем-ка в храм, радость моя.
Коля внезапно сорвался с места, пробежал вперед несколько метров и вдруг застыл как вкопанный. Лика прибавила шагу, поправляя на ходу сползающий с плеча Колькин рюкзак. Ну, так и есть, теперь голубя увидел, вздохнула она. Голубь взлетел, шумно взмахнув крыльями, и Коля, зажмурив глаза и закрыв уши ладонями, пронзительно завизжал. Проходившая мимо бабуля вздрогнула от неожиданности. Из упавшей на асфальт линялой сумки бильярдными шарами выкатились два зеленых яблока. Лика бросилась подбирать их.
— Что это с ним? — сверкнула глазами на Колю бабуся.
— Простите, болящий он.
— Дома с таким сиди!
Ни слова уже не говоря, Лика протянула старушке сумку, та с досадой рванула ее на себя и, что-то недоброе бормоча под нос, засеменила прочь. Лика взяла сына за руку и продолжила путь, привычно обходя места скопления птиц, собак и людей.
* * *
Никогда не надо думать, что рубашка, в которой родился человек, будет служить ему сколь угодно долго. Все под Богом ходим, вздыхали сочувствующие, когда случилась трагедия, унесшая три вполне еще молодых жизни. В тот день собирались отмечать Ликино шестнадцатилетие. Долго выбирали ресторан, а в результате решили отметить за городом, в новехоньком коттедже, построенном Владиславом Виленовичем «на старость». Участок в сосновом лесу со старой генеральской дачей новый хозяин переоборудовал на современный лад. Для начала снес ветхий дом, на его месте построил новый, с эркерами и башенками, расчистил площадку под теннисный корт, оборудовал небольшой крытый бассейн. И, конечно, в самом укромном уголке необъятного участка разместил баньку — самую настоящую, русскую, в которой они с Ликиным отцом знали толк.
Дети должны были приехать к вечеру, взрослые же утром уже были на месте. Хозяин проводил экскурсию по дому, гости — Ликины родители — восхищались безукоризненностью дизайнерского вкуса, как вдруг хозяйку поместья посетила шальная идея.
— Виленыч! Хочу новые туфли! Славик, ну пожа-алуйста, я быстро, до города — всего-ничего. Ну, пожалста-пожалста-пожалста, ну? Да? Да?
Владислав Виленович знал по многолетнему опыту, что спорить с супругой бесполезно. Он посмотрел на часы и поморщился: опять ледяной коготок цапнул сердце.
— Виленыч, что, сердце? Я тогда никуда не поеду, нет-нет, никуда. Ты опять не принял лекарство?
— Да принял, принял. Ерунда всё, поезжай.
— Точно? Ты уверен? Славик, ты полежи, отдохни пока, а мы втроем поедем, заодно Лике ее любимых пионов купим, хорошо?
Ликиным родителям не очень-то хотелось ехать в город, но Владиславу действительно надо было побыть одному и отлежаться, чтобы к вечеру быть в форме. И они решили не противиться взбалмошной идее неугомонной хозяйки.
— Только условие, — вверх взмыл холеный указательный пальчик с безукоризненным маникюром, — за рулем буду я! Едем на моей серебряной японочке! Славик, умоляю, никакого кофе!
Это было последнее, что услышал от жены Владислав Виленович.
В пятом часу вечера, на ближних подступах к дачному поселку «Звезда», подрезанная несущимся под двести спорткаром, японочка последний раз сверкнула серебристыми искорками и ушла на встречку в лобовое столкновение с фурой.
Прибывший на место происшествия Владислав Виленович едва узнал в груде искореженного металла жёнину машину, долго бессмысленно глядел на валявшуюся у обочины разорванную надвое туфельку с повисшей шпилькой, на разметанные по трассе белые и пурпурные пионы. В патрульной машине сидел виновник происшествия: невменяемый юноша в дорогом костюме.
В Москве Владислав Виленович повез Лику на опознание в морг. Прежде чем потерять сознание, именинница спросила, где у мамы лицо.
После похорон Владислав Виленович помог урегулировать вопрос Ликиной опеки, отказался от работы за границей и полностью перешел на преподавательскую работу.
Никогда больше он не ездил в свой загородный дом, да и продал его вскоре.
* * *
Стекло праздничной иконы было теплым и прохладным одновременно. Лика немного задержалась у нее. Господи, дай мне только смирения и сил, только это. Смирения и сил,- просила Лика. В двух шагах от нее притих Коля.
— Это ваш ребенок?
Сухая морщинистая рука едва коснулась Ликиного рукава. Лика обернулась.
— Да, мой.
— Он у вас неправильно крестится. Уж научите его, сделайте милость.
— Простите, матушка, он не может правильно, у него рука не рабо...
Лика осеклась на полуслове: бдительную прихожанку совсем не интересовали Ликины объяснения.
Женский голос монотонно, слегка нараспев, читал слова молитв перед Причастием. В тон этому голосу зазвучало тихое Колино подвывание. Чтобы не смущать молящихся, Лика повела Колю в боковой придел. Едва она успела приложиться к иконе святителя Николая, как услышала за своей спиной:
— Вы его к иконам прикладываете?
— Что?
— К иконам, говорю, ребенка своего прикладываете? Ему собороваться надо, знаете, что это такое?
— Знаю.
— И молиться надо за него.
— Матушка, спасибо за неравнодушие, у моего сына сильные молитвенники.
— Да-а?
На лице сочувствующей Ликиному горю отразилось недоверие. Видно, совсем несерьезный у меня вид, внутренне улыбнулась Лика, раз ко мне с такими разговорами обращаются.
Коля становился всё более нервным: он совершенно не переносил мамино общение с посторонними. Наконец, чтение молитв закончилось, и Лика повела Колю к Чаше.
— Вы что без очереди лезете? У вас уже большой ребенок, подождет, ничего с ним не сделается.
— Он болящий, — попыталась объяснить Лика.
— Тут все болящие, — грузная тетка недовольно выпятила нижнюю губу и протиснулась вперед Коли.
Лика почувствовала, что вот-вот Коля раскричится. И она поставила его в конец коротенькой очереди, подальше от ворчуньи.
— Что же вы вперед не пройдете, с болящими без очереди надо.
Печальная женщина с иконописными глазами мягким жестом руки пригласила Лику встать перед ней. Услышав, что маму опять вовлекают в разговор, Коля все-таки закричал.
— Помоги вам Господь, — тихо помолился чей-то голос.
Выслушав благодарственные молитвы и приложившись к кресту, Лика с Колей еще немного посидели в тишине, глядя на иконы. А Лика вновь и вновь просила даровать ей смирения и сил.
На выходе из храма их ожидали две благообразные старушки. Лика получила очередную порцию советов с разъяснениями, что такое отчитка и где найти отца Германа. И еще ей настоятельно рекомендовали брать у священника благословение.
Больше всего на свете Лике хотелось стать невидимкой.
* * *
Непривычно тихо и безлюдно было в дежурной забегаловке. Коля самозабвенно предавался радостям фаст-фуда, Лика, подперев кулаком подбородок, глядела в широкое окно. Люди деловито шагали по своим важным делам, воробьи и голуби цыганили у сидящих за уличными столиками школьников. На газоне, под кустом цветущей сирени, утомленный майским солнцем, развалился косматый рыжий пес. Он беспрерывно дергал одним ухом, видимо, назойливая муха не давала ему покоя. Внезапно он приподнялся на передних лапах и принялся смешно трясти мордой. Лика улыбнулась. И тут же вспомнила вечно голодного пса, неизменно встречающего их у конюшни: она баловала его то сосиской, то колбаской, втайне надеясь, что Коля со временем привыкнет к этой собаке и переборет свой страх перед четвероногими.
— Ой, Колька, мы же с тобой справку не взяли для иппотерапии, — спохватилась Лика. — В поликлинику сейчас забежим, это быстро.
— Не хочешь, — отозвался Коля.
— Ну, что делать, я тоже не хочешь, а надо. Знаешь слово надо? У нас как раз время есть до глины. В мастерскую поедешь?
— Хочешь. Поедешь.
— Вот и хорошо. Но сначала в поликлинику, договорились?
— Не хочешь.
— Стало быть, договорились.
В поликлинике почти никого не было, но взять справку быстро не удалось.
— Идите к неврологу, я такие справки не даю, откуда я знаю, есть у него противопоказания для иппотерапии или нет, — педиатр захлопнула медицинскую карту и протянула ее Лике.
Невролог долго изучала записи в карте, с минуту молча смотрела на притихшего Колю, потом глянула на Лику поверх очков:
— Ип-по... что? Я таких справок не даю, идите к педиатру.
Примерно через час давно усвоенная Ликой тактика измора принесла желанные плоды.
Выйдя на жаркую улицу, Лика на минутку остановилась и, прикрыв глаза, повернулась к солнцу. На едва знакомое с косметикой лицо теплым лучиком легла совсем детская улыбка.
— Ну, Николай Петрович, не зря сегодня дядю Славочку повстречали. Смотри, как всё чудесно складывается. Вот и справку получили. Определенно удачный день. Ну что, бегом в мастерскую?
— Хочешь. Поедешь.
Продолжение следует...