Наталия Климова
Артем шел вдоль аллеи молодых берез и со злостью смотрел на бутылку пива в руке. От горьковатого привкуса напитка его уже мутило, но останавливаться нельзя. Это было бы неправильно. Каждый день после школы они приходили большой компанией в этот сквер, садились на скамейку, которую по праву считали своей, и… радовались жизни. Мальчишки старались придумать что-то дерзкое и смелое, а девчонки хохотали, запрокинув головы, над собственными шутками. Вот уже второй год ничего не менялось. Тот же вкус алкоголя, те же глупые затеи и уже переставшие быть смешными шутки. Но Артему становилось страшно, когда он представлял себя вне «стаи». Он жутко боялся быть таким изгоем, как Олег. Впрочем, мало кто помнил, что их одноклассника по кличке Ноль зовут именно так… Ведь фамилия — самый распространенный инструмент в арсенале молодых ребят, желающих самоутвердиться за счет других.
Олег же вел себя странно. Не стремился влиться в компанию самых популярных и авторитетных учеников. Одевался в какие-то нелепые вещи, хотя все знали, что родители у него обеспеченные и могут купить сыну любую модную одежду. Еще Олег никогда не ругался матом, а с одноклассниками сблизиться даже не пытался. Они отвечали ему взаимной неприязнью, придумывая все новые и новые издевательства… Артему, тем не менее, этот парень нравился. Чувствовалось в нем какое-то осознание собственного достоинства, не имеющее ничего общего с гордыней или самомнением. Но жили эти мальчишки в совершенно разных мирах, которые не имели шанса пересечься, — он это отчетливо понимал.
Артем подошел к знакомой скамейке и присел. Сегодня ребята уехали на экскурсию в другой город, а он остался один. Пришлось соврать друзьям, что родители не отпустили. На самом деле его просто тошнило от пустоты, царящей где-то глубоко внутри. Не мог он уже даже через силу улыбаться Пашке — их неформальному лидеру, не мог притворяться, что ему весело. Все чаще на Артема накатывало непонятное состояние, которое мучило и терзало его душу.
— Христос Воскресе! — раздалось совсем рядом, и Артем в изумлении обернулся.
Незнакомый человек опустился на другой конец скамейки и приветливо глядел на парня. «Сектант», — пронеслось в голове у Артема, и он поспешил отвернуться. Человек, так и не дождавшись ответа, вздохнул и начал разглядывать голубей, слетевшихся к его ногам. Мальчишке поведение птиц показалось странным, а человек, заметив его интерес, смущенно произнес:
— Я их в это время кормлю каждый день… А сегодня забыл хлеба принести.
Артему стало смешно. Такой взрослый мужчина — и носит для голубей гостинцы! Тут он вспомнил, что в школьной столовой купил булочку, которую так и не успел съесть. Торопясь, словно может куда-то опоздать, мальчик принялся выворачивать свой рюкзак.
— Вот! — гордо произнес он и протянул человеку пакет.
Незнакомец, казалось, совсем не удивился. Он осторожно отломил половинку и протянул Артему оставшуюся булку.
— Берите всю, — кивнул мальчик, наслаждаясь своей щедростью.
— А ты разве не хочешь их покормить? — удивился человек и пододвинул пакет к своему собеседнику.
Артем думал несколько секунд. Как давно он не кормил птиц? Лет десять, не меньше… С жадностью схватив булочку, словно ее могли отобрать, он принялся бросать крошки на асфальт. Голуби ворковали, размахивали крыльями и десятками слетались к скамейке. И вот самый смелый из них подошел совсем близко, а потом неожиданно… сел Артему на кроссовок!
— Смотрите! — радостно вскрикнул мальчик и повернулся к незнакомцу.
Скамейка была пуста. Артем стал крутить головой, но никого не увидел. Сквер был пуст, лишь вдалеке прогуливалась женщина с коляской.
Когда на следующий день он вошел в класс, Пашка махнул ему рукой, показывая на свободное место рядом. Артем замешкался, а потом уверенным шагом подошел к парте Олега:
— Можно с тобой сесть?
Под свист одноклассников Артем доставал тетради с учебниками и чему-то беззаботно улыбался. На самом дне портфеля лежал кулек с семечками.
А в это время пожилой священник вошел в храм. Пакет, который он держал в руке, был наполнен кусочками черствого хлеба. Еще утром матушка удивлялась: «Зачем берешь с собой так много?» Отец Геннадий только хитро щурился, но ничего не отвечал…