или О cладеньком христианстве
Принесла домой православные журналы для детей, номера разных лет. Открыла я вечером первый попавшийся номер, и подступила к горлу... Нет, не слеза подступила. Без комментариев протянула журнал супругу – тот едва чаем не подавился.
На странице – акварельный портрет одного достаточно известного священника. С первого взгляда показалось – издевательство. Не известно лишь, кто больше пострадал от издевательства – священник или техника акварели. Пожалуй-таки священник: у него ультрамариновые глаза с оттенком доброты немного уже маниакальной, розовые уста, подрясник нежно-голубых тонов и епитрахиль в стиле кич. А вокруг еще всяческая лесная живность изображена и символизирует, видимо, своим присутствием райскую идиллию.
— Так сладенько, что аж тошненько, — прокомментировал супруг и поспешил запить чаем без сахара.
А называть-то журнал не хочется. Люди ведь трудятся, искренне желают творить добро, просвещать детей, открывать им красоту христианства. Но отчего-то открывается в основном такое вот сладенькое, простите, христианствочко для добреньких деточек, в котором не только зрительные образы источают елей, но и каждое слово непременно уменьшенненькое, особенно, если оно священненькое. Отчего так?
С одной стороны, наверное, сказываются те же неразвитые эстетические предпочтения, которые обычно заставляют взрослых людей покупать детям и внукам кислотно-розовых кукол, плюшевых собак в сердечках и платья непременно со стразами. Простая, кажется, проблема: лучше вкус у редактора – меньше кича на страницах.
Но сахарный образ не ограничивается художественным оформлением. В другом, почти свежем, номере журнала неплохие рисунки, но стилистика и тематика текстов – прежние, безоблачно-сахарные, заставляющие сомневаться в том, что журнал может быть адресован, как заявлено, детям вплоть до раннего подросткового возраста. Сказка, доступная детям четырех-пяти лет, небольшой благочестиво-бессюжетный рассказ, житие праведного отрока (сокращенное почти без попытки осмысления) и письма в редакцию – вот почти всё содержание номера. И это – для предполагаемой школьной аудитории того возраста, в котором легко одолевается Дюма, Льюис (только Нарния, конечно), рассказы Конан Дойля и повести Крапивина, кое-что из Толкина или многое у Пушкина.
Точно помню, что я научилась бегло читать благодаря первой книге Нарнии и что это было безумно интересное чтение, а мне, получается, не могло быть больше семи лет. Но я не помню, чтоб Льюис писал в стиле: «По пустой земле ходил добрый лёвушка и сладко напевал красивенькую песенку». Или чтоб он счел непедагогичным рассказывать о подлости дяди Эндрю. Конечно, многое в Хрониках Нарнии я поняла гораздо позже, но огромное количество проблем в их текстах актуальны и совершенно понятны в детстве: ссоры друзей, взаимоотношения братьев и сестер, ревность, зависть, надмение, предательство и раскаяние (и, главное, возможность быть прощенным), неидеальность взрослых (кощунство, не иначе!), «роковая красота» и настоящая женственность (помните первую королеву Нарнии?).
Проблема же некоторых современных журнальных текстов (кроме сахарного стиля) – в их почти полной беспроблемности. Создатели журналов помнят, видимо, что познание зла – это всегда в некотором роде соединение с ним, соучастие – и стерилизуют журнал до полной иллюзии всеобщего строгого благочестия. (По такой логике можно смело вырезать из детской Библии историю Каина и Авеля или Распятие Христа, ибо слишком уж там Его гонители не по-христиански себя вели).
Стоит ли бояться, что «проблемный» художественный текст познакомит читателя с неким ранее не известным ему видом зла? Хороший текст лишь показывает, что то зло, с которым читатель и так уже знаком, можно одолеть, что проблему, внутреннюю или внешнюю, – можно так или иначе решить. Очень важное знание для того возраста, в котором любая «ерунда» еще воспринимается не иначе как конец света.
Верить в идеальных «милых детей» может лишь бездетный редактор или редактор, очень старательно забывший собственное детство. Понятно, конечно, что когда на баннерах уличной рекламы через один – голые тети, а в телевизоре всё растет гора трупов – взрослым хочется как-то это компенсировать, вернуть детям ускользающее детство. Только перегибание палки тоже вряд ли даст желаемый эффект.
Дети младшего школьного возраста все равно ежедневно сталкиваются со множеством проблем и вопросов. Кого больше любят: меня или сестру? Почему Варька со мной сегодня так странно поздоровалась? Соврать или лучше не надо? Хочу быть самым-самым! Зачем меня мама родила, а теперь говорит «Жизнь мою ты испортил»?...
А в журнале – лишь тишь да благодать, заповедник Православия в стиле «лубок». И на него может быть две реакции. Либо ребенок решит: «Да ну вас с вашим журналом, скукотища!» —либо будет тянуться к заявленным образцам и потихоньку приходить в уныние от того, что вокруг, оказывается, одни святые, и лишь он один отчего-то не горит сердцем на службе и еще не готов отдать последнюю машинку сестре. И с ним одним отчего-то не случаются ежедневно изобильные чудеса и знамения. Только это путь не к смирению, а к двуличию, к привычке прятать проблемы, являя взрослым только образ благочестивого отрока с журнальных страниц, такой приятный их взрослому взору. А дальше что?