Ирина Метлушко



По перрону размеренно шел седовласый старик. Его бледная рука крепко сжимала самую обычную трость. Темно-синий, слегка поношенный костюм и рубашка с мелким узором на воротнике были ему слегка великоваты. Безупречно чистый наряд смотрелся диковинно в полураздетой, опаленной летним зноем толпе, что врывалась в метро в поисках прохлады. Лучезарные глаза старика смотрели спокойно и сдержанно. Прожитые годы внесли свои коррективы в когда-то отточенный строевой шаг и военную четкость движений.

Подали состав.

В переполненном вагоне дедушке сразу уступили место. Старик сел, выпрямился и спокойно сложил руки на трости. Висевшие на его груди медали «За отвагу» и «За взятие Берлина» слегка качнулись и издали смущенно-радостный звон. Тоненький голосок медалей в одночасье приковал к себе взгляды стоявших напротив людей. Кто-то соотносил вид дедушки и слова «За отвагу», кто-то рассматривал его из простейшего любопытства, были и те, кто, видели в сидящем старике «последний отпечаток» давно прошедшей войны.

Ветерану было неуютно под таким грузом взглядов и внимания. Не привык он к своей «популярности», как говорит Наталья Петровна из горисполкома, приходя каждый год за пару дней до парада ко Дню Победы, чтобы дать указания и испариться до следующего мая, если, конечно, следующее 9 мая наступит в его жизни.

Взгляд старика остановился на рекламе, расклеенной на стене вагона: «Школа верховой езды объявляет набор», а чуть ниже «Показательные выступления уже сегодня в 15:00». Старик чуть заметно улыбнулся, ведь именно на показательные выступления держал он путь. Любовь к лошадям, как и искренняя вера в то, что они способны понимать, сопереживать, а иногда и определять судьбу человека жила в нем с детства. Закрыв глаза, он погрузился во мглу воспоминаний.

Сейчас все чаще он видит не ужасы войны, не подвиги, победы, поражения, а первые минуты своей войны, своего первого боя. Его, тогда еще совсем юного одиннадцатилетнего мальчишку, отправили прятать женщин и детей за болото. Немцы уже сожгли две соседние деревни. Кому-то удалось избежать страшной смерти и предупредить близлежащее поселение. А деревенька Михаила Ивановича, именно так зовут ветерана, или как в то время звали Михалкой, находилась на отшибе, да еще и добираться до нее неудобно — прямая дорога разбита, мост полуразрушен. Никого из местных это не волновало, ведь все знали вторую дорогу — через лес и вверх по горке, а затем, попетляв по тропинкам, выходишь прямо к деревенской пасеке. Эта дорога и спасла затерянный островок жизни от ужасов первой волны немецкой расправы.

Узнав о нечеловеческих издевательствах немцев над жителями соседних деревень, мужчины решили устроить засаду и дать бой. А бой, я вам скажу, они могли дать еще какой — местность славилась кузнецами.

Все обдумав, решили, что на заре выведут всех детей и женщин в лес, а сами будут готовиться. Михалке, как быстрому и сообразительному, дали задание — провести детей и женщин в лес, а затем вернуться на подмогу.

Ночью мало кто спал, да и уснёшь ли, зная, что война уже на пороге твоего дома. С первыми лучами солнца все принялись за дело. Было в небольшом «отряде» Михалки три женщины с грудными младенцами, ради которых и решено было взять коня с повозкой.

Дорогу через лес за болото знали многие, но только Михалке удавалось пройти там так, чтоб ног не замочить. Более того, его со старшим братом одних со всего села отправляли туда косить траву. Даже старожилы удивлялись, как ребята переправляются через болото, косят, да еще и возвращаются домой с огромный стогом сена. Видимой тропинки через болото нет — не по деревьям же они сено переносят! Но секрет Михалка не выдавал, лишь значительно улыбался во время расспросов.

И вот многолетней тайне суждено было стать всеобщим достоянием. Мальчика это не пугало и не расстраивало — война забирает все, что хочет. На этот раз ей нужен был его детский секрет.

Михалка, показав тайную тропу, перевез всех за болото, сделал лежанку, принес чистой воды. Он уже решил уходить, как женщины стали уговаривать его оставить повозку — мол, с ней не спрячется, если нарвется на немцев, да и в случае дождя им с детворой будет где укрыться.

Михалка погладил белого, распряженного женщинами наспех скакуна, залез на него и помчал. Коня прозвали Яблочком, так как на широкой белой спине было у него одно пятно, словно кто яблочко с веточкой искусно нарисовал. Яблочко верно служил семье уже восемь лет. Хороший конь, выносливый. Михалка его любил еще и за то, что, бывало, подойдет к нему, обнимет за шею и расскажет, что в жизни происходит. Яблочко стоит в такие минуты не шелохнется. Казалось, что он все понимает, сочувствует, вот только ответить не может.

Любили Яблочко в деревне и за умение «уважить свадьбу», как говорили местные. Украсят его, посадят молодоженов на повозку, а Яблочко гордо их везет, чеканит каждый шаг, словно подчеркивает торжественность момента. Когда приходил дед Архип с баяном и начинал играть для едущих молодожёнов, Яблочко замедлял ход и чинно мотал головой вверх-вниз, что вызывало всеобщий смех и восторженные взгляды. За это звали его иногда ещё и Свадебным Яблочком.

На подходе к деревне колосилось житнее поле. От него еще минут двадцать скакать до первого деревенского дома.

Остановившись в центре золотистого моря,Михалка поднял голову, огляделся и, словно молнией пораженный, быстро слез с коня. У выхода из леса, на той самой, знакомой только местным тропинке были немцы. Он заметил два мотоцикла и с несколько десятков солдат. Ехавшие впереди мотоциклы поднимали много пыли, от чего вражеское войско казалось еще больше. Михалка, согнувшись, быстро побежал подальше от дороги в надежде спрятаться среди высоких житных стеблей. Яблочко невозмутимо пошел за хозяином. Михалка понимал, что лошадь среди огромного поля не то что привлекает внимание, а выдает его. И правда — что это лошадь в будний день одна делает в житнем поле?!

Осознав всю горечь своей ситуации, Михалка почувствовал, что хочет жить, как он после рассказывал: «Именно в этот момент и почувствовал, что ЖИВОЙ!»

Что делать с Яблочком? Михалка пытался прогнать его, но конь невозмутимо стоял рядом и только изредка подергивал хвостом, отгоняя мух. Мальчик стал испуганно просить его, уговаривать, затем от беспомощности и отчаяния ударил. Конь не сдвинулся с места.

Михалка знал, что сейчас немцы окончательно выедут из леса и он с Яблочком предстанут перед ними во всей своей красе. Мальчик посмотрел в глаза коню и слезно взмолился: «Яблочко, милый, родной, уходи! Ну, уйди же ты! Нас ведь убьют. Убьют!» Яблочко привычно смотрел в глаза хозяину и не шевелился. Тогда Михалка стал пытаться спрятать коня в жите. Занятие малоперспективное, как он понял уже после первой попытки.

«Спасения нет!» — подумал Михалка и камнем упал на землю. Горячие большие слезы быстро смешивались с землей, образуя темные пятна на житнем полотне.

Мало того, что его с Яблочком убьют, так еще и до деревни доскакать не успеет, чтоб предупредить, что немцы идут не по той дороге, возле которой мужики устроили засаду.

Михалка уже отчетливо слышал рев мотоцикла и как на непонятном ему языке что-то кричали, доносились и звуки смеха. В тот момент ему показалось, что этот смех и рев наполнили весь мир, который вот-вот лопнет от шума, боли, обиды, отчаяния и такого знакомого фырканья коня. Михалка уткнулся лицом в землю и заплакал еще сильнее. Он мысленно прощался со всеми родными и просил Бога, чтоб только не сожгли его немцы, как тех, о ком говорили вчера.

Яблочко все чаще дотрагивался до его головы своей большой и красивой мордой. «Как же жалко и себя, и его, и мамку! Как жалко!» — шептал перепуганный ребенок.

Казалось, что прошла уже вечность.

Воздух опять сотрясло от доносившегося смеха. Михалка решил для себя, что это последнее, что он слышит в жизни. Последнее… Немцы приближались к полю.

Вдруг, что-то большое и теплое опустилось на землю рядом с мальчиком. Михалка не понял, что это, не стал даже думать, он знал, что совсем скоро по этой дороге пронесутся мотоциклы и пройдут немецкие солдаты.

Когда он приподнял голову, вездесущий смех офицеров и рев моторов уже миновали пасеку, тем самым закрывая страничку мирной жизни деревни на долгих кровавых четыре года. Приподнимаясь еще выше, подросток уткнулся в большие ноздри Яблочка, который лежал рядом и подергивает ушами. А над их головами колосилось жито и светило солнце.

Михалка обнял коня за шею и заплакал, приговаривая: «Родной мой! Дорогой мой! Ведь сам! Ведь лёг. Ведь спас …»

* * *

— Мама, а почему дедушка плачет? — услышал сквозь воспоминания Михаил Иванович.

— Дедушка, Вам плохо? — встревоженно спросила женщина.

— Нет. Мне хорошо… Вот только давно в метро не спускался. Отвык, наверное… — сказал ветеран и растерянно вытер слезы.