Настоящее прощение — это подвиг

Мы плохо, искаженно видим и себя, и других. Но мы догадываемся, что состоятельность наша невелика, что мы недостойны войти в тайну Божественной жизни. И Откровение вселяет в нас надежду, что мы сможем быть удостоены этой спасительной жизни по причине неизмеримого божественного милосердия. Вход в новую жизнь начинается с прощения.

Наше прощение, безусловно, — в руках Божиих: Ему решать. Но мы слышим благовестие Спасителя: «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш небесный». Таким образом, свободная милость Божия как бы вынуждается к прощению нашей милостью, потому что прощение — это всегда милость. Значит, дело в гораздо большем, чем просто нравственное справедливое воздаяние.

Иисус сказал грешнице, мазавшей ноги Его миром и отиравшей их власами главы своей: «Прощаются ей грехи ее многие за то, что она возлюбила много». Таким образом, испрашивание прощения и само прощение есть акт любви. Это особенно остро переживается в Прощеное воскресение, когда люди, поклоняясь, просят о святом целовании, получают прощение и сами прощают.

Прощают не только потому, что отчасти иррационально, отчасти схематично, порою глубоко осознают и переживают, что все виноваты перед всеми. И не потому, что это справедливо. И не потому, что очень желательно получить награду — даже если она бесконечно велика.

Мы просим и прощаем, потому что видим в человеке, который сейчас находится перед нами образ Божий. Видим Христа, страдающего за нас. Мы просим и прощаем от всей души. Мы видим Крест Христов, видим человека страдающего и, сами зная силу страдания, надеемся и молимся, что крест и страдания будут преодолены «усилием Воскресения». Что мы пройдем время Великого поста и осилим бремя креста воскреснувшими для жизни. Мы можем надеется — дерзновенно и смиренно — что сами тоже будем прощены, ибо мы знаем опыт скорби. Скорби собственной, скорби многих других людей и скорби народа: это и есть прощение, сопереживание скорби за людей, за страждущее человечество.

В чтении о Страшном суде Спаситель говорит тем, кто стоит одесную Его: «Приидите, благословенные Отца Моего, и наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира. Ибо алкал Я, и вы дали мне есть, жаждал — и вы напоили Меня. Был болен, и вы посетили Меня». И Он говорит тем, кто стоит так ошую Его: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его. Ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть, жаждал — и вы не напоили Меня». Господь мог бы сказать одним: «Я просил прощения у тебя, и ты простил Меня», — а другим: «Я просил прощения у тебя, и ты не простил Меня».

И это «Я» бесконечно больше, чем образ, а «накормить» — несравненно значительнее, чем моральная норма. Есть таинственная духовная связь между личностью Христа и личностью всякого страдальца. Все страдают и все нуждаются в прощении. И Господь, милостью Своей, вмещает в свое сердце всю боль страдающего и обремененного человечества. И Великий пост может стать для нас величайшим Божиим даром, если он пройдет в тайне любви и милости, если он пройдет как чудо прощения нами — и нас самих, и всех ближних и дальних. И тогда Великий пост станет для нас проверкой нашей верности, нашего тяготения к тому, что является самым главным — ко Христу, к Его Кресту, Его пути, в котором созерцается великая, соединяющая все любовь.

Грех разъединил и разъединяет людей. Прощение есть начало восстановления разорванного некогда единства. Не нам судить, что окажется бесплодным, а что — нет в нашей жизни. Но хочется надеяться, что мы еще что-то успеем понять. И, может быть, именно Великий пост станет переломным моментом. Может быть, именно теперь Христос не в чувствах и не на словах, а на деле станет подлинным центром нашего бытия.

И здесь возможны проверки. Перед причастием святых Христовых Таин читается известная молитва: «Верую, Господи и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живаго, пришедый в мир грешников спасти, от них же первый есмь аз». В контексте этой молитвы раскрывается и высший религиозный смысл прощения и — соответственно — небесплодного проведения Великого поста. Небесплодного в уме и сердце, в душе и теле. Тогда, возможно, пробежит в нас искра того огня Божия, которую Господь Духом Святым даровал нам.

Нам легко проверить себя: когда произносятся слова этой молитвы, мы всем сердцем и жизнью должны поверить (во всей полноте православного вероучения) и устами и умом исповедовать, что Он — действительно Христос-Мессия, спасающий все грешное человечество («от них же первый есмь аз»). И веря, что это так, что покаяние есть главное внутреннее делание Великого поста, через которое человек возвращается к Богу, что я первый из грешников (то есть, более других ушел от Господа, «на страну далече»), мне и предстоит более других сделать шагов, чтобы вернуться к Богу. С этого и начинается покаянное путешествие Великого поста, которое проходит человек, сосредоточившись не на своих мелких и мнимых проблемах, а на самом главном.

Самое главное — это, во-первых, опыт узнавания цели собственной жизни; и, во-вторых, опыт переживания смысла страдания, Креста и крестного пути, которым прошел Богочеловек, а за ним — в течение веков — многие тысячи Его последователей. Одно из главных содержаний этого опыта — прощение и молитва. К сожалению, слишком часто и просьба о прощении и само прощение становятся болезненным крестом для искаженной, восстающей психологии. Но Крест — не демонстрация, а потому подлинное прощение не совершается актерски, не напоказ.

Веруя и исповедуя, что «Христос воистину Сын Бога живаго, пришедый в мир грешныя спасти», мы, прежде всего, поклоняясь Его Кресту, у Него испрашиваем прощение. И испрашивая прощения у всех и одновременно осознавая, что «от них же первый есмь аз», мы великопостно сознаем, что дело не в каких-то частных прегрешениях, а в том онтологическом грехе, которым страшно все виноваты перед всеми. А потому каждый осознает себя в греховном отношении ниже любого каждого.

Такое сверх-рациональное понимание есть подлинное открытие, гораздо более значительное, чем просто генетически врожденное или приобретенное и ставшее привычным по условиям жизни ощущение греха. Такое сознание греха легче и, вместе с тем, острее вводит нас в смысл Великого поста. Человек, живущий таким пониманием, не претендует на блестящие подвиги великих святых. С него довольно простого крестного переживания, которое говорит о себе: «Я грешен перед всеми, и потому мне надо прощать всех и просить прощения у всех».

Речь идет не об известном по Патерику александрийском сапожнике, оказавшемся, по суду Божиему, духовно выше и Антония Великого, всего лишь смиренно думая о себе: «Все спасутся, а я погибну». Такие переживания нельзя культивировать, иначе в них будет немыслимая театральность, абсолютно противопоказанная покаянию и посту. Такое простое и смиренное видение более способно узреть, какая пропасть отделяет Великую Четыредесятницу Христа от обычного немощного, вялого и малоплодного православного поста с его сентиментальным введением — чином прощения.

В заключение Своего сорокадневного поста Христос победил диавольские искушения властью — материальной, политической и духовной. В этот момент Он также прощает всех, кто подвергался искушениям, даже если они не сумели их преодолеть. Вместо этого, Христос предлагает другой подвиг.

Прощение — это подвиг, а не экзальтированные нюни. И когда человек религиозно просит прощения у другого, он просит у него религиозного подвига и выражает свою готовность к подвигу. Он словно говорит: «Забудем все, что нас разделяет, уберем это из нашей жизни. Потому что нас соединяет гораздо большее — страдающий за нас Христос». Христос ведет нас ко спасению, и Великий пост с прощением, как постоянно действующим жизненным принципом, — одно из главных составляющих этого дара Христова. Прощение есть делание всего Великого поста.

И может статься, что когда придет время для необыкновенного чувства блистающей пасхальной радости, благости, просто счастья, оно окажется скоропреходящим. И уйдет незаметно, как песок сквозь пальцы — только оттого, что мы так и не осознали и не пережили, в чем главное содержание Великого поста.

Главное — соотнесенность со Христом Страдающим — закладывается в чине Прощения. Эта соотнесенность, больше всего через приятие Пречистого Тела и Крови Христовых, с особой напряженностью открывается Великим постом. Мы идем к этому таинству, просим у Бога и у ближних прощения, за все несовершенство нашей жизни, особенно если мы принесли боль своим несовершенством, порою даже не замечая этого.

Церковь перед причастием влагает в наши уста, уши и сердце слова молитвы Златоустого Святого: «И сподоби мя неосужденно причаститися…» Неосужденно — значит, не осуждая. Не осуждая — значит, прощая. Прощая — значит, милуя. Милуя — значит, начиная таинство очистительного покаяния, которое совершает Бог. Очищаясь — значит, входя в условие неосужденного причащения, то есть, пира духовного, жизни вечной и тайны будущего века. Таким образом, прощение есть условие жизненного созерцания тайны будущего века.

И значит, Христос умер на Кресте не напрасно, — по крайне мере, для тех, кто принял Его крестную смерть, как величайшую драгоценность для себя и для мира. Это глубокое духовное знание дано пережить не всем… Но те, кто пережил — да не возвышаются, но болезнуют и прощают тех, кто не пережил. Ибо прощение — это соболезнование. Без Креста нет Воскресения. Входя прощением в Крест Христов, мы узнаем, что прощение есть начало Воскресения, а Воскресением Его мы спасены, и прощение есть жизнь спасительная. Воскресение Христово не прекращается ни на небе, ни на земле, и пребывающий в литургии пребывает в вечнующем Воскресении.

Открывающий для себя крестное прощение открывает и воскресение. Прощение — есть жизнь в Воскресшем Христе.