Монахиня Евфимия Пащенко
О том, что завтра - Прощеное Воскресенье, Рита узнала, когда смотрела телевизор. Это давно стало ее насущной потребностью. Потому что у нее не было ни родных, ни друзей. И те людские голоса, которые с утра до вечера слышались в ее квартире, раздавались с телеэкрана… Телевизор был едва ли не последним, что еще связывало Риту с окружающим миром. Вот и вчера, когда она, усевшись перед ним, по привычке начала переключать программы, на экране вдруг появился какой-то молодой благообразный священник. Он говорил о том, что послезавтра начинается Великий Пост.
А завтрашнее воскресенье у православных людей называется Прощеным Воскресеньем, потому что в этот день принято просить прощения у тех, кого мы обидели, и мириться с ними. Вот тогда-то ей вдруг и вспомнилась Женька. Та, у кого ей больше всего хотелось бы попросить прощения. Вот только все эти годы, более полувека, она не решалась сделать это. Потому что знала – если бы кто-то поступил так с ней самой, она ни за что не простила бы его.
А ведь когда-то в юности они слыли подругами. Возможно, что наивная Женька и впрямь считала Риту своей подругой, и глядела на нее с таким восхищением и преданностью, как никто другой. Что же до самой Риты, то она никогда не воспринимала их дружбу всерьез. Ведь Женька во всех отношениях была ей неровней. В отличие от Риты, она не выдалась ни ростом, ни внешностью. И учеба давалась ей с трудом, так что, кое-как окончив школу, она пошла работать санитаркой в больницу. Зато Рита поступила в педагогический институт, причем не куда-нибудь, а на престижный факультет иностранных языков, где уверенно одолевала курс за курсом, пока не началась война и в здании института не разместили госпиталь. Впрочем, не зря Рита считала себя личностью, способной найти выход из любых обстоятельств.
Сразу же после закрытия института она поступила на таможенные курсы, и уже который год работала контролером в городском порту*. Причем была там на хорошем счету, так что начальник не раз намекал девушке, сколь заманчивые перспективы могут открыться перед ней в будущем. И Рита была уверена – все произойдет именно так: после войны она окончит институт, а там…мечты доводили ее до офицерского звания и должности руководителя отдела переводчиков. Что до Женьки, то все это время она так и продолжала возиться с ведрами и тряпкой, пока Рита не посоветовала ей устроиться на таможню. Благо, там как раз освободилось место после ареста одного из контролеров, попытавшегося стащить несколько банок американской тушенки… Но, хотя Женька работала на таможне, как говорится, еще «без году неделю», начальник уже однажды успел похвалить ее за старание.
Это случилось после того, как она за несколько дней дочиста отдраила не убиравшееся с незапамятных времен дежурное помещение таможни. Мало того – он даже поставил ее в пример Рите, которая ни разу не удосужилась хотя бы подмести полы в дежурке. Так что той оставалось лишь вспоминать известную поговорку: «не делай добра – не получишь зла». И запоздало сожалеть о том, что она не последовала ей в отношении Женьки.
* * *
В начале зимы 1944 г. Риту с Женькой командировали в соседний портовый город. Они жили в местном общежитии, по соседству с военными, метеорологами, и даже заезжими артистами из какого-то московского театра, и досматривали приходившие в таможенный порт иностранные суда, которые привозили туда по ленд-лизу всевозможные грузы – от танков до перевязочного материала и банок с тушенкой. Разумеется, основная часть работы доставалась Рите, имевшей уже большой опыт в деле таможенного досмотра. Помимо этого, начальник вменил ей в обязанность приглядывать за Женькой, и, в случае необходимости, помогать ей. Поэтому, когда в порт пришел очередной караван английских судов «либерти», которые таможенницы между собой называли «либретками», девушки отправились их досматривать вдвоем.
Стояла зимняя ночь, на редкость морозная и настолько темная, что поднятые над судами флаги были едва различимы. Женька шла по трапу первой, путаясь в полах форменного тулупа и шаркая ногами в больших, не по размеру, резиновых сапогах. Рита следовала за ней, всей душой желая только одного - чтобы эта недотепа опять не свалилась вниз. Такое уже случилось однажды, в тот раз, когда они вместе досматривали американское судно. Хорошо еще, что тогда полы Женькиного тулупа распахнулись, и она барахталась среди ледяного крошева до тех пор, пока ее, насквозь промокшую и полумертвую от страха, не вытащили на берег. А перед этим, падая, она едва не сбила с ног ее, Риту…
* * *
Впрочем, на сей раз они благополучно поднялись на корабль. Помня приказ начальника, Рита взяла на себя самую трудную часть работы – осмотр трюма. Но, едва войдя туда, чуть не упала вниз с крутой лестницы, поскользнувшись на обледеневшем полу. После чего поняла, что поступила крайне предусмотрительно, не послав в трюм Женьку. Ведь эта неумеха наверняка сломала бы себе шею. А отвечать за это пришлось бы ей.
Теперь нужно было посмотреть, как обстоят дела у Женьки. Пользуясь тем, что за ней самой не наблюдало ничье бдительное око, Рита наскоро выполнила свою часть досмотра и пошла вдоль палубы судна. Дойдя до иллюминатора матросского кубрика, она заглянула внутрь и увидела Женьку. Та, привстав на цыпочки, пыталась дотянуться до верхнего яруса коек, а матросы, столпившись у двери, с глубокомысленным видом наблюдали за ее героическими усилиями.
Вдруг один из них – юркий чернявый парень, с наглой ухмылкой подскочил к Женьке сзади, и, ухватив ее пониже талии, приподнял к самому потолку… но вдруг, вздрогнув, словно от удара, бережно опустил девушку на пол и вытянулся в струнку. Вслед за тем Рита увидела вошедшего в кубрик высокого человека, по виду офицера, который, судя по испуганному выражению на лице зарвавшегося матросика, что-то строго выговаривал ему. Он стоял спиной к иллюминатору, поэтому Рита не могла разглядеть его лица. Вдруг он повернулся… Как же он был красив, этот англичанин!
Почему-то Рита решила, что его непременно зовут Джеймсом. Уж слишком он походил на бравого капитана Джеймса Кеннеди из ее любимой песенки, который на своем эсминце так «точно бил немца», что был даже награжден за это советским орденом. Если верить той же песенке, в этого офицера, «гордость флота англичан», были влюблены «все девушки страны». Теперь Рита убедилась – это было правдой… Она прильнула к иллюминатору… и лишь потом спохватилась, что это может броситься в глаза кому-либо из членов команды или работников порта, по долгу службы находящихся сейчас на борту «либретки». Однако вокруг не было никого. Лишь внизу, возле судна, поеживаясь от мороза, стояли вооруженные пограничники. И Рита облегченно вздохнула – и на сей раз все обошлось благополучно.
* * *
Разгрузка английских судов продолжалась около недели. Рите не составило особого труда узнать, когда члены их команд получат разрешение выйти в город. Еще легче было догадаться, что первым местом, куда они отправятся, станет ресторан при местной гостинице «Интурист» - излюбленное место отдыха иностранных моряков. Теперь дело оставалось за немногим – пойти туда и сделать так, чтобы Джеймс непременно обратил на нее внимание. И тут Рите подумалось, что ей гораздо проще будет это устроить, если она возьмет с собой Женьку. В самом деле, рядом с такой дурнушкой Рита будет выглядеть просто неотразимо! Однако Женька едва не испортила все дело, наотрез отказавшись идти в ресторан.
- Да брось ты дурить! – битый час уговаривала ее Рита. – Что такого, если мы разок туда заглянем? Опять-таки, помнишь, как нам комсорг велел туда ходить? Чтобы этим англичанам-американцам было с кем танцевать! Ты что, не хочешь выполнять комсомольское поручение?
Лишь после этого Женька наконец-то согласилась. Хотя с большой неохотой. Впрочем, какое Рите было дело до этого! Главное, что ей удалось добиться своего.
* * *
Они договорились встретиться в шесть вечера возле гостиницы. Ведь Рите надо было еще сбегать на другой конец города. Там жила знакомая парикмахерша, у которой она каждую неделю делала завивку, расплачиваясь за это продуктами из своего пайка. А для похода в ресторан требовалась не просто завивка, а прическа, да такая, чтобы она сразу бросилась в глаза Джеймсу.
В итоге Рита явилась к гостинице на час позже условленного времени. Женька поджидала ее на улице, пряча лицо в воротник своего нелепого длиннополого тулупа и притопывая ногами. Они вместе вошли в вестибюль ресторана, и Рита, сняв шинель, устремилась к большому зеркалу, стоявшему у стены. Оттуда на нее глянула разрумянившаяся от мороза красавица в пестром крепдешиновом платье чуть выше колена, с полупрозрачным шарфиком на шее и гордо вздымающейся над головой волной темных волос, на гребне которой каким-то чудом удерживалась, словно кораблик, сдвинутая набекрень маленькая шляпка. Эта девушка была так хороша собой, что Рита улыбнулась ей – и красавица ответила ослепительной улыбкой…
И тут к зеркалу прошлепала Женька в огромных черных туфлях, черной длинной юбке и кителе с эмблемами таможенной службы на пуговицах. Встав рядом с красавицей, она достала из-за пазухи большой черный форменный берет, и, нахлобучив его на голову, принялась сдвигать набок, словно передразнивая обладательницу изящной шляпки.
Этого Рита не могла стерпеть. Схватив Женьку за руку, она потащила ее в угол, злобно шепча ей в ухо:
- Дура! Пугало огородное! Ты хоть соображаешь, на кого ты во всем этом похожа?..
Вдруг дверь распахнулась, и в ресторан, громко и оживленно переговариваясь, ввалилось человек пять английских моряков. Среди них Рита увидела Джеймса и выпустила Женькину руку… А он застыл на пороге, изумленно уставившись…не на нее, а на Женьку в ее нелепом берете и огромных туфлях.
И тут сзади кто-то воскликнул:
- О! Майти Маус!
Это был уже знакомый Рите чернявый матросик, который, дурашливо ухмыляясь, показывал на Женьку пальцем. Но Джеймс по-английски резко бросил насмешнику: заткнись! и, перемежая родную речь с ломаным русским языком, подчеркнуто любезно пригласил «charming Russian customs»* разделить с ними такой чудесный вечер в столь замечательном городе. Женька замялась. Но Рита так решительно ухватила ее за локоть, что той оставалось лишь последовать за ней.
Как же Рите хотелось, чтобы Джеймс усадил ее возле себя! Однако он почему-то предпочел ей Женьку. Вслед за тем на столе появились закуски и водка. Им налили полные стопки и предложили выпить за знакомство. Сперва Рита колебалась, стоит ли это делать. Но ведь рядом, совсем рядом, сидел Джеймс! Вдобавок, после первого глотка водки ее робость прошла, сменившись приятной полудремой. Кто-то из англичан спрашивал, как ее зовут, и приглашал завтра прийти в ресторан на танцы. Рита рассеяно отвечала. Потому что смотрела только на Джеймса, который уговаривал Женьку выпить с ним за таких замечательных русских девушек. А она мотала головой и отодвигала от себя так и не пригубленную стопку.
Вдруг оркестр в глубине зала заиграл танго. Джеймс резко поднялся со своего места и со словами: «ты танцевать со мной!» протянул Женьке руку. Она вскочила, опрокинув на пол стул, и бросилась прочь, на бегу обронив одну из своих огромных черных туфель. А потом, схватив в охапку тулуп и валенки, выскочила на улицу. Насмешливый матросик, отпуская остроты в адрес «русской Синдиреллы», двумя пальцами поднял с полу ее туфлю и торжественно вручил находку Джеймсу, предварительно вынув оттуда большой комок серой ваты и продемонстрировав его своим товарищам. Те покатились со смеху. А Рита смотрела, как Джеймс молча сидит за столом, сжимая в руке пустую стопку, с Женькиной туфлей на коленях…
Продолжение следует...
А завтрашнее воскресенье у православных людей называется Прощеным Воскресеньем, потому что в этот день принято просить прощения у тех, кого мы обидели, и мириться с ними. Вот тогда-то ей вдруг и вспомнилась Женька. Та, у кого ей больше всего хотелось бы попросить прощения. Вот только все эти годы, более полувека, она не решалась сделать это. Потому что знала – если бы кто-то поступил так с ней самой, она ни за что не простила бы его.
А ведь когда-то в юности они слыли подругами. Возможно, что наивная Женька и впрямь считала Риту своей подругой, и глядела на нее с таким восхищением и преданностью, как никто другой. Что же до самой Риты, то она никогда не воспринимала их дружбу всерьез. Ведь Женька во всех отношениях была ей неровней. В отличие от Риты, она не выдалась ни ростом, ни внешностью. И учеба давалась ей с трудом, так что, кое-как окончив школу, она пошла работать санитаркой в больницу. Зато Рита поступила в педагогический институт, причем не куда-нибудь, а на престижный факультет иностранных языков, где уверенно одолевала курс за курсом, пока не началась война и в здании института не разместили госпиталь. Впрочем, не зря Рита считала себя личностью, способной найти выход из любых обстоятельств.
Сразу же после закрытия института она поступила на таможенные курсы, и уже который год работала контролером в городском порту*. Причем была там на хорошем счету, так что начальник не раз намекал девушке, сколь заманчивые перспективы могут открыться перед ней в будущем. И Рита была уверена – все произойдет именно так: после войны она окончит институт, а там…мечты доводили ее до офицерского звания и должности руководителя отдела переводчиков. Что до Женьки, то все это время она так и продолжала возиться с ведрами и тряпкой, пока Рита не посоветовала ей устроиться на таможню. Благо, там как раз освободилось место после ареста одного из контролеров, попытавшегося стащить несколько банок американской тушенки… Но, хотя Женька работала на таможне, как говорится, еще «без году неделю», начальник уже однажды успел похвалить ее за старание.
Это случилось после того, как она за несколько дней дочиста отдраила не убиравшееся с незапамятных времен дежурное помещение таможни. Мало того – он даже поставил ее в пример Рите, которая ни разу не удосужилась хотя бы подмести полы в дежурке. Так что той оставалось лишь вспоминать известную поговорку: «не делай добра – не получишь зла». И запоздало сожалеть о том, что она не последовала ей в отношении Женьки.
* * *
В начале зимы 1944 г. Риту с Женькой командировали в соседний портовый город. Они жили в местном общежитии, по соседству с военными, метеорологами, и даже заезжими артистами из какого-то московского театра, и досматривали приходившие в таможенный порт иностранные суда, которые привозили туда по ленд-лизу всевозможные грузы – от танков до перевязочного материала и банок с тушенкой. Разумеется, основная часть работы доставалась Рите, имевшей уже большой опыт в деле таможенного досмотра. Помимо этого, начальник вменил ей в обязанность приглядывать за Женькой, и, в случае необходимости, помогать ей. Поэтому, когда в порт пришел очередной караван английских судов «либерти», которые таможенницы между собой называли «либретками», девушки отправились их досматривать вдвоем.
Стояла зимняя ночь, на редкость морозная и настолько темная, что поднятые над судами флаги были едва различимы. Женька шла по трапу первой, путаясь в полах форменного тулупа и шаркая ногами в больших, не по размеру, резиновых сапогах. Рита следовала за ней, всей душой желая только одного - чтобы эта недотепа опять не свалилась вниз. Такое уже случилось однажды, в тот раз, когда они вместе досматривали американское судно. Хорошо еще, что тогда полы Женькиного тулупа распахнулись, и она барахталась среди ледяного крошева до тех пор, пока ее, насквозь промокшую и полумертвую от страха, не вытащили на берег. А перед этим, падая, она едва не сбила с ног ее, Риту…
* * *
Впрочем, на сей раз они благополучно поднялись на корабль. Помня приказ начальника, Рита взяла на себя самую трудную часть работы – осмотр трюма. Но, едва войдя туда, чуть не упала вниз с крутой лестницы, поскользнувшись на обледеневшем полу. После чего поняла, что поступила крайне предусмотрительно, не послав в трюм Женьку. Ведь эта неумеха наверняка сломала бы себе шею. А отвечать за это пришлось бы ей.
Теперь нужно было посмотреть, как обстоят дела у Женьки. Пользуясь тем, что за ней самой не наблюдало ничье бдительное око, Рита наскоро выполнила свою часть досмотра и пошла вдоль палубы судна. Дойдя до иллюминатора матросского кубрика, она заглянула внутрь и увидела Женьку. Та, привстав на цыпочки, пыталась дотянуться до верхнего яруса коек, а матросы, столпившись у двери, с глубокомысленным видом наблюдали за ее героическими усилиями.
Вдруг один из них – юркий чернявый парень, с наглой ухмылкой подскочил к Женьке сзади, и, ухватив ее пониже талии, приподнял к самому потолку… но вдруг, вздрогнув, словно от удара, бережно опустил девушку на пол и вытянулся в струнку. Вслед за тем Рита увидела вошедшего в кубрик высокого человека, по виду офицера, который, судя по испуганному выражению на лице зарвавшегося матросика, что-то строго выговаривал ему. Он стоял спиной к иллюминатору, поэтому Рита не могла разглядеть его лица. Вдруг он повернулся… Как же он был красив, этот англичанин!
Почему-то Рита решила, что его непременно зовут Джеймсом. Уж слишком он походил на бравого капитана Джеймса Кеннеди из ее любимой песенки, который на своем эсминце так «точно бил немца», что был даже награжден за это советским орденом. Если верить той же песенке, в этого офицера, «гордость флота англичан», были влюблены «все девушки страны». Теперь Рита убедилась – это было правдой… Она прильнула к иллюминатору… и лишь потом спохватилась, что это может броситься в глаза кому-либо из членов команды или работников порта, по долгу службы находящихся сейчас на борту «либретки». Однако вокруг не было никого. Лишь внизу, возле судна, поеживаясь от мороза, стояли вооруженные пограничники. И Рита облегченно вздохнула – и на сей раз все обошлось благополучно.
* * *
Разгрузка английских судов продолжалась около недели. Рите не составило особого труда узнать, когда члены их команд получат разрешение выйти в город. Еще легче было догадаться, что первым местом, куда они отправятся, станет ресторан при местной гостинице «Интурист» - излюбленное место отдыха иностранных моряков. Теперь дело оставалось за немногим – пойти туда и сделать так, чтобы Джеймс непременно обратил на нее внимание. И тут Рите подумалось, что ей гораздо проще будет это устроить, если она возьмет с собой Женьку. В самом деле, рядом с такой дурнушкой Рита будет выглядеть просто неотразимо! Однако Женька едва не испортила все дело, наотрез отказавшись идти в ресторан.
- Да брось ты дурить! – битый час уговаривала ее Рита. – Что такого, если мы разок туда заглянем? Опять-таки, помнишь, как нам комсорг велел туда ходить? Чтобы этим англичанам-американцам было с кем танцевать! Ты что, не хочешь выполнять комсомольское поручение?
Лишь после этого Женька наконец-то согласилась. Хотя с большой неохотой. Впрочем, какое Рите было дело до этого! Главное, что ей удалось добиться своего.
* * *
Они договорились встретиться в шесть вечера возле гостиницы. Ведь Рите надо было еще сбегать на другой конец города. Там жила знакомая парикмахерша, у которой она каждую неделю делала завивку, расплачиваясь за это продуктами из своего пайка. А для похода в ресторан требовалась не просто завивка, а прическа, да такая, чтобы она сразу бросилась в глаза Джеймсу.
В итоге Рита явилась к гостинице на час позже условленного времени. Женька поджидала ее на улице, пряча лицо в воротник своего нелепого длиннополого тулупа и притопывая ногами. Они вместе вошли в вестибюль ресторана, и Рита, сняв шинель, устремилась к большому зеркалу, стоявшему у стены. Оттуда на нее глянула разрумянившаяся от мороза красавица в пестром крепдешиновом платье чуть выше колена, с полупрозрачным шарфиком на шее и гордо вздымающейся над головой волной темных волос, на гребне которой каким-то чудом удерживалась, словно кораблик, сдвинутая набекрень маленькая шляпка. Эта девушка была так хороша собой, что Рита улыбнулась ей – и красавица ответила ослепительной улыбкой…
И тут к зеркалу прошлепала Женька в огромных черных туфлях, черной длинной юбке и кителе с эмблемами таможенной службы на пуговицах. Встав рядом с красавицей, она достала из-за пазухи большой черный форменный берет, и, нахлобучив его на голову, принялась сдвигать набок, словно передразнивая обладательницу изящной шляпки.
Этого Рита не могла стерпеть. Схватив Женьку за руку, она потащила ее в угол, злобно шепча ей в ухо:
- Дура! Пугало огородное! Ты хоть соображаешь, на кого ты во всем этом похожа?..
Вдруг дверь распахнулась, и в ресторан, громко и оживленно переговариваясь, ввалилось человек пять английских моряков. Среди них Рита увидела Джеймса и выпустила Женькину руку… А он застыл на пороге, изумленно уставившись…не на нее, а на Женьку в ее нелепом берете и огромных туфлях.
И тут сзади кто-то воскликнул:
- О! Майти Маус!
Это был уже знакомый Рите чернявый матросик, который, дурашливо ухмыляясь, показывал на Женьку пальцем. Но Джеймс по-английски резко бросил насмешнику: заткнись! и, перемежая родную речь с ломаным русским языком, подчеркнуто любезно пригласил «charming Russian customs»* разделить с ними такой чудесный вечер в столь замечательном городе. Женька замялась. Но Рита так решительно ухватила ее за локоть, что той оставалось лишь последовать за ней.
Как же Рите хотелось, чтобы Джеймс усадил ее возле себя! Однако он почему-то предпочел ей Женьку. Вслед за тем на столе появились закуски и водка. Им налили полные стопки и предложили выпить за знакомство. Сперва Рита колебалась, стоит ли это делать. Но ведь рядом, совсем рядом, сидел Джеймс! Вдобавок, после первого глотка водки ее робость прошла, сменившись приятной полудремой. Кто-то из англичан спрашивал, как ее зовут, и приглашал завтра прийти в ресторан на танцы. Рита рассеяно отвечала. Потому что смотрела только на Джеймса, который уговаривал Женьку выпить с ним за таких замечательных русских девушек. А она мотала головой и отодвигала от себя так и не пригубленную стопку.
Вдруг оркестр в глубине зала заиграл танго. Джеймс резко поднялся со своего места и со словами: «ты танцевать со мной!» протянул Женьке руку. Она вскочила, опрокинув на пол стул, и бросилась прочь, на бегу обронив одну из своих огромных черных туфель. А потом, схватив в охапку тулуп и валенки, выскочила на улицу. Насмешливый матросик, отпуская остроты в адрес «русской Синдиреллы», двумя пальцами поднял с полу ее туфлю и торжественно вручил находку Джеймсу, предварительно вынув оттуда большой комок серой ваты и продемонстрировав его своим товарищам. Те покатились со смеху. А Рита смотрела, как Джеймс молча сидит за столом, сжимая в руке пустую стопку, с Женькиной туфлей на коленях…
Продолжение следует...