Провозвещение Общего Воскресения мертвых

Вход Господень в Иерусалим... Самый грустный праздник Церковного года, поистине, "праздник со слезами на глазах", день, открывающий нам скоротечность и призрачность славы и почестей мира сего, даже когда они воздаются искренне и по достоинству, и неложность его зависти и злобы ко всему," что истинно, что честно, что справедливо, что достославно, что есть добродетель и похвала" (Ср. Флп. 4,8).

Вход Господень в Иерусалим — это двунадесятый праздник, но как он не похож на все другие двунадесятые праздники. Начнем с того, что это Воскресный день, в который не вспоминается Воскресение Христово. Таких воскресений без Воскресения в церковном году только два — кроме Входа в Иерусалим это только Пятидесятница — Сошествие Святого Духа на апостолов. Хотя мы не вспоминаем в этот день о Воскресении Христовом, но главное песнопение праздника — тропарь возвещает нам о грядущем Общем Воскресении мертвых. Почему? Потому, что праздник Входа Господня не отделим от Лазаревой Субботы, дня воскрешения четверодневного, уже разлагавшегося мертвеца Лазаря, что было величайшим прижизненным чудом Христа. Именно за воскрешение Лазаря народ устроил ему торжественную, триумфальную встречу в Иерусалиме, именно за это чудо его осудила на смерть зависть и злоба священников, фарисеев и книжников, для которых религия стала только мертвой буквой и обрядом.

Самым бросающимся в глаза отличием Входа Господня в Иерусалим от других двунадесятых праздников, является, то, что большинство двунадесятых праздников имеют один день предпраднства и 7-8 дней Попразднства. Праздник же Входа Господня в Иерусалим имеет только предпразднство — Седмицу ваий, а сам он называется на языке Церковного устава Неделей ваий. (Ваия — это пальмовые ветви, которыми народ приветствовал вступавшего в Иерусалим Христа, у нас, как правило, заменяемыми вербами.) Отчасти это закономерно — все седмицы в Посту начинаются в понедельник и оканчиваются недельным днём (Воскресеньем), поскольку сам Пост начинается в понедельник, в то время как седмицы остальной части Церковного года начинаются в Воскресенье (в неделю) и заканчиваются субботой.

Началом же празднования Входа Господня в Иерусалим следует признать предыдущую 5-ю неделю (воскресенье) Великого Поста. Возникшее в поздней Византии посвящение этого дня преподобной Марии Египетской часто заслоняет в наши дни другие воспоминания, связанные с этим днем. В проповедях нередко не толкуется даже необыкновенно содержательное Евангелие этого дня (Мк. 10,32-45) — Евангелие о страдании и служении Сына Божия, Евангелие о человеческой суетности и подлинном величии. Тем более, практически никогда не вспоминают в этот день о притче о Богаче и Лазаре, набором вариаций на тему которой является 1-й канон на утрени 5-й Недели Великого Поста.

Дело в том, что в древности порядок Евангельских чтений в Пост был иным. Так, во 2 Неделю Поста читалась Притча о Блудном сыне, которой соответствовал Канон на утрени, читаемый до сих пор, стиховные стихиры в 3-ю неделю притча о мытаре и фарисее, в 4-ю — притча о милосердном самарянине, которой также по содержанию отвечали доныне читаемые канон и стихиры, и, наконец, в 5-ю неделю — притча о немилосердном богаче и убогом Лазаре, притча о тщете земного богатства и преуспеяния, и спасительности земных скорбей и страданий.

Сейчас почти никто не вспоминает об убогом Лазаре и немилосердном богаче в 5-ю неделю Поста, эту удивительную притчу, явно возбуждающую сочувствие более к немилосердному богачу, так страшно наказанному за свое немилосердие, чем к убогому Лазарю, который достигнув лона Авраамова, сохранил злопамятство к презиравшему его в земной жизни богачу, раз не видно, чтобы он ходатайствовал о смягчении его посмертной участи. Но с понедельника седмицы ваий в богослужебные последования входит воспоминание о другом Лазаре — усопшем друге Христа.

Чем подобен умерший друг Христа Лазарь убогому Лазарю притчи. Почему Церковь поставляет их как бы вместе в круге богослужения? Своей естественной нищетой, свойственной всем людям, приходящим в этот мир, т. е. смертностью. Мы, погруженные в суету мира сего, бессмысленно завидующие всякому богатству, всякому преуспеянию, часто не задумываемся, к какому равенству приводит общий всем конец, как ничтожно богатство, за которое, как бы не было оно велико, нельзя купить себе и единого мига жизни, когда наступает смерть. Есть и другая, более страшная нищета, свойственная едва ли не всем нам — грех, умерщвляющий нас не только временно, но и вечно.

Христос же спасает нас от обоих видов нищеты, и нищеты телесной — смерти временной, и от нищеты душевной, ведущей к смерти вечной, греха. Не случайно он начинает свое служение со слов "блаженны нищии духом" (Мф. 5,3), т. е. те, которые сумели увидеть сквозь сверкающую пестроту мира, через весь частокол бесчисленных приманок его свою страшную внутреннюю, душевную нищету, избавить от которой никто и ничто не может человека, кроме Господа нашего Иисуса Христа.

И это становится первым лейтмотивом песнопений 6-й седмицы, отчасти продолжающих темы Великого канона. Мы молимся с авторами этих текстов, чтобы Господь сделал нас столь же нищими грехом, сколь нищ был Лазарь, и столь же богатыми добродетелями, сколь богат был богач, и, напротив, чтобы Он не попустил нам богатеть грехами, подобно богачу, но помог нам обнищать грехами, подобно убогому Лазарю.

Но уже на вечерне 5-й Недели Великого Поста в ткань богослужебного последования энергично вводится главный лейтмотив всего богослужения Седмицы Ваий — возвещение грядущего торжества Лазаревой Субботы и Вербного Воскресения. Так, в 3-ей стихире на Господи воззвах на вечерне в 5-ю неделю Великого Поста читаем: "Шестую от честных постов седмицу, усердно начинающе, Господу предпразднственное пение Ваий принесем верные, силою Божества Грядущему во славе в Иерусалим, УМЕРТВИТИ СМЕРТЬ, тем же уготовим благочестно победные образы, ветви добродетели, осанна вопиюще Творцу всех". Можно сказать, с этого момента начинается празднование не только Вербного Воскресенья, но и самой Пасхи.

А вот седален по 3-ей кафизме на утрене в понедельник Ваий, развивающий еще одну важнейшую тему данной седмицы — необходимость тщательного приготовления к встрече Господа не только во время воспоминания его входа в Иерусалим, но и в самый день Пасхи: "Шестую седмицу поста имуще, предпразднственое пение — Ваия принесем Христу, Грядущему нас ради Воссесть на жребяти ослем, языческое подклонити яко Царю бессловесие родителю:ветви добродетелей тому все уготовим, яко да воскресение его радующеся узрим".

Церковь установила подготовительную неделю к празднованию Входа Господня, чтобы мы озаботились более приготовлением "ветвей добродетелей" для встречи Господа, чем чувственных ветвей.

Еще одним лейтмотивом богослужений седмицы Ваий являются похвалы Вифании, Отечеству Лазаря, удивительному городу, где произошло величайшее чудо Христово, единственное на земле место, где Спаситель был окружен нелицемерной любовью, где состоялась великая открытая вечеря, на которой вместе с исцеленным Симоном Прокаженным и воскрешенным из мертвых, как полагают, сыном его Лазарем, очень возможно присутствовали многие другие облагодетельствованные Христом (Ин. 12, 1-2,8).

Еще одним лейтмотивом Седмицы Ваий является постоянное обращение к истории болезни и смерти Лазаря, друга Христа. В понедельник мы слышим, что Лазарь болен, во вторник, что он умер, в среду его погребение, в четверг он двоеденствует, т. е. второй день подвергается действию сил, разрушаюших его тело, но в то же время мы слышим, что смерть начинает трепетать, в ожидании пришествия Христа, ад ожидает своей погибели, тема разрушения смерти Христом звучит все громче и радостнее.

Уже в среду, когда много говорится о рыдания сестёр над усопшим Лазарем, говорится о грядущем воскрешении Лазаря, и не только о воскрешении, но и том, что оно предуверяет плоды самого Воскресения Христова — разрушение ада и оживление Адама, т. е. всеобщее Воскресение (Ср. 3-ю стихиру на Господи воззвах во вторник вечера Седмицы Ваий).

В пятницу уже посылаются ученики для отыскания ослицы и молодого осла. Еще одной темой является собрание монашествующих из пустынных мест, где они проводили пост, в свои обители, для встречи с ваиями в руках Господа, Грядущего в Иерусалим на вольную страсть.

Церковь соединяет воспоминание Воскрешения Лазаря с воспоминанием Входа Господня в Иерусалим, хотя с точки зрения евангельской истории это не вполне точно. Евангелие ничего не говорит о том, когда был воскрешен Лазарь, но оно ясно говорит, что первосвященники и фарисеи, узнав об этом, положили убить Иисуса (Ин. 11,52). Посему Иисус удалился в город Ефраим, находившийся вблизи пустыни, и там оставался с учениками своими, поскольку еще не пришел час его. (Ср., Ин. 11,54).

Сколько времени прошло до того, как по свидетельству Евангелиста: приближалась Пасха иудейская (Ин. 11,55), с чего Евангелист начинает повествование о Страстях Господних, мы не знаем. Церковь соединяет эти воспоминания, потому что, во-первых, тот же Евангелист Иоанн свидетельствует: "Потому и встретил его народ (в Иерусалиме), ибо слышал, что он сотворил это чудо (Воскрешение Лазаря), во-вторых, что повествование о Воскрешении Лазаря и Входе Господнем в Иерусалим следуют в Евангелии от Иоанна друг за другом. Интересен вопрос, почему о Входе Господнем в Иерусалим говорят все четыре Евангелиста, а о Воскрешении Лазаря — только Иоанн.

Еще древние отцы считали, что, по-видимому, авторы более ранних синоптических Евангелий просто боялись писать об этом, поскольку еще свежо было в памяти это потрясающее событие, и свежа была ненависть богоубийц к Христу прежде всего именно за Воскрешение Лазаря. Исторически правильным было бы воспоминание в Лазареву Субботу Великой Вифанской вечери, которая действительно по Евангелию была накануне Входа в Иерусалим, но воспоминание о ней как бы распределено между днями Седмицы Ваий, а, главное, именно Воскрешение Лазаря было главным содержанием Вифанской вечери. О чем еще на ней могла вестись речь, если не об этом?

Вифанская Вечеря явилась первым празднованием Лазарева Воскрешения, совершенным с личным участием главных участников этого великого чуда. Хотя в Евангелии не говорится, что Воскрешение Лазаря было совершено в субботу, но Христос самые главные свои дела творил именно в субботу, с целью разрушить суеверное преклонение иудеев перед "богиней" Субботой, почитание которой заслоняло им почитание истинного Бога. Поэтому вполне логично, что Церковь приурочила м празднование Воскрешения Лазаря к субботе.

Суббота, день бессодержательного покоя у иудеев, становится Воскресеньем, днем великого дела спасения. В этот день были произнесены, быть может, самые радостные, но и самые трудные слова Евангелия: "Я есмь воскресение и жизнь, верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек" (Ин. 11, 25-26).

К сожалению, наше вера чаще всего более похожа на веру Марфы, в ответ на сомнение которой были сказаны эти слова. Мы также верим в Воскресение мертвых, как нечто далекое, не имеющее для нашей повседневной жизни почти никакого значения. Мы веруем в Воскресение мертвых, но не чаем, т.е. не ждем его с напряженным желанием, как от нас того требует Символ веры.

Спустя два тысячелетия после Христа, мы, подобно Марфе только мертвой верой веруем, что единственная общая, подлинно неизлечимая болезнь нашей жизни — смертность уже исцелена Христом. Быть может поэтому, Лазарева суббота, день Воскрешения Лазаря, точнее день празднования его на Великой Вифанской вечери, день торжества жизни над смертью, несомненный духовный центр седмицы Ваий, величайшее дело земной жизни Христа уступил в своем значении дню Входа Господня в Иерусалим, дню, когда народ с ликованием встречал Иисуса, но первосвященники и книжники уже сговорились убить Его.

День Воскрешения Лазаря — это самый радостный день со дня грехопадения Адама, т. е. с начала Всемирной истории. Только Воскресение Христово больше его. Лучи радости Лазаревой субботы, уверяющие нас в грядущем Общем Воскресении, освещают в сущности трагический день Входа Господня в Иерусалим, день, завершающей наполненную радостными предчувствиями Седмицу Ваий, но и открывающий трагическую Страстную Седмицу.

Не случайно эти два дня — Лазарева Суббота и Вход Господень имеют общий тропарь, выражающий самый существенный смысл обоих дней: Общее Воскресение прежде твоей страсти уверяя... В день Входа в Иерусалим эти лучи радости также особенно проявляются в праздничном апостоле: "Радуйтесь всегда о Господе и еще говорю: радуйтесь... Господь близко. Не заботьтесь ни о чем, но всегда в молитве и прошении с благодарением открывайте свои желания пред Богом, и мир Божий, который превыше всякого ума соблюдет сердца ваши и помышления ваши во Христе Иисусе"... (Флп. 4, 4-7).

Да, это уже, несомненно, пасхальный дух. Вход Господень в Иерусалим — это день величайшего вольного смирения Господа в полной мере выявляющего его величие. Ни на колеснице, ни на боевом коне вступает Победитель в Град свой, а на осленке, как заурядный восточный путник. Тем самым он зримо свидетельствует о том, что Царство Его не от мира сего. Хотя Он не отклоняет небывалых почестей, которые Ему оказывает народ, и, наоборот, запрещает книжникам препятствовать этому, но Он, несомненно, знает, что произойдет за этим с Ним, но знает и плачет, более, чем о себе и о грядущей судьбе Иерусалима, которая постигнет его за отвержение Спасителя (Лк. 19,29-46).

Последнее великопостное чтение из книги Пророка Исаии в пяток Седмицы Ваий начинается словами: Веселися, Иерусалиме, торжествуйте в нем все любящие его, и живущие в нем радуйтеся вкупе с ним радостию, вси елицы плакасте о нем (Ис. 66,10). Пожалуй, эти слова лучше всего выражают суть праздника Входа Господня в Иерусалим в особенности в той их форме, в которой они представлены в 8-м ирмосе Канона на утрене праздника: Веселися, Иерусалиме, торжествуйте любящие Сиона: Царствующий бо во веки Господь сил прииде, да благоговеет вся земля от Лица Его и да вопиет: благословите вся дела Господня Господа".

Слова: "Благословен Грядый во имя Господне, осанна в вышних!", которыми приветствовал народ Спасителя во время Его торжественного Входа, издревле стали неотъемлемой частью Евхаристического канона, как на Востоке, так и на Западе.

Пройдет несколько дней, и крики "Благословен Грядый во имя Господне" сменятся криками "Распни, распни Его!". Часто говорят, что все, кто кричал Благословен... стали кричать: Распни... Хотя и это предположение не лишено правдоподобия, но, думается, что это, скорее всего, не совсем так. Радостно приветствовал его простой народ, восхищенный слухами о дивных чудесах Его, а распни кричали скорее почитатели первосвященников и фарисеев, которых было бы точнее назвать прихлебателями.

Во все времена есть немало людей, которых, как магнитом, влечет всякое богатство, всякий успех, всякая власть. Не представляя ничего из себя и не желая честно трудиться, такие люди безмерно растут в собственных глазах, когда им удается обеспечить себе местечко около любого богатства, любой власти. Их труд состоит в том, чтобы предупреждать любое желание своих кумиров. А так как желание тех, кто обладает богатством или имеет власть не всегда чисты, то, те, кто избрали путём своей жизни угождение им, с легкостью бывают готовы на любое преступление. Такими были те, кто окружал первосвященников и прочих старейшин иудейских. Прослышав о намерении первосвященников убить Иисуса, они тотчас поспешили обеспечить видимость народной поддержки их злодейскому замыслу, придать ему видимость народного волеизъявления.

Нет, думается, что смерти Иисуса требовал не народ, с восторгом встречавший Иисуса за несколько дней перед тем, а именно приспешники власть имущих, всегда стремящихся представить себя выразителями мнения множества, большинства, всего народа. Если признать, что весь народ требовал смерти Иисуса, оказавшего ему столько благодеяний, пришлось бы признать безнадежную испорченность, неизлечимость человеческой природы.