Подростка от компьютера не оттащишь. Соцсети и игры становятся нашим детям гораздо интереснее, чем та скучная реальность, в которой мы живем. Доходит до смешного – родители переписываются с сыном «в контакте» из соседней комнаты: «Дима, иди ужинать, все остывает». Казалось бы, ничего страшного. Вот такая сейчас социализация – через лайки и твиты, такая валюта – уровни в игре. Прокачать персонажа до 80 уровня и привлечь внимание самой красивой девочки в классе – достижения одного порядка. Вот только наступает момент, когда и девочкам, и друзьям, и даже еде ребенок начинает предпочитать игру. И виртуальная реальность перестает быть воображаемым миром, а становится тем местом, где ему захочется остаться, желательно – навсегда.



- Наталья, для начала хочу уточнить терминологию. Когда мы говорим о компьютерной зависимости, что именно мы подразумеваем? Есть ли какие-то подвиды зависимостей, связанных с компьютером?

- Да, есть несколько видов компьютерной зависимости: игровая, зависимость от социальных сетей и так называемый интернет-серфинг. Если мы говорим про зависимое поведение, то для начала важно понять, как это самое зависимое поведение формируется. Человек не осознает свои потребности, и при разной зависимости фрустрированы разные потребности.

- Как эта фрустрация происходит?

- Вообще, как у нас функционирует человек, не отягченный зависимостью? Живет себе, живет, вдруг с ним что-то начинает происходить. Как правило, мы же не думаем про себя: «Ага, сейчас я захочу покушать» – тело посылает нам сигналы, и мы чувствуем голод. Или другой пример: сначала появляются какие-то ощущения, а потом нам вдруг приходит в голову мысль: «Что-то я давно в друзьями не виделся. Надо бы встретиться!» И именно в этой последовательности: сначала ощущения – «смутные, едва уловимые», а потом уже происходит распознавание потребности. С физиологическими потребностями все достаточно просто: покушать или сходить в туалет – это распознается легко. У зависимого человека, как правило, возникают сложности с распознаванием «более тонких материй», например, «пообщаться с друзьями» или, того хуже «злиться на маму». На маму ведь злиться нельзя. И подростку ничего не остается, кроме как перестать распознавать свое раздражение.

В чем сложности подростков? Что они уже вроде как взрослые, а мамы еще считают, что они маленькие, нарушают их границы, а они не могут себя защитить, потому что нельзя маме сказать: «Слушай, я хочу один побыть». И такие потребности становится тяжелее распознавать.

Постепенно формируется созависимый тип поведения – мальчик играет в компьютерные игры, а созависимая мама его постоянно спасает. Ни тот, ни другой хорошо свои потребности не осознают. Если для мальчика игра становится единственным способом не замечать свои проблемы, то он как будто расщепляется: с одной стороны, он чувствует дискомфорт от того, что с ним происходит, а с другой стороны, он блокирует свои переживания. И тогда он эту часть будет размещать в другом месте, например, уходить в игру – там проще это делать. Не думать про то, что друзей нет, с учебой проблемы – проще пойти и пострелять. Для мамы такое спасание ребенка от игры становится своеобразным способом общения. Они находятся в тесных отношениях: страсти кипят, они ругаются постоянно, но зато они вместе.

Если в семье есть зависимый или созависимый человек, то, как правило, он будет стараться, попадая в другие отношения, в другие семьи, эту структуру обратно организовать и сделать такой же, как он привык. Если ребеночек родился у матери, у которой есть стереотип созависимого поведения, то она с самого детства начинает его воспитывать в определенных рамках – злиться нельзя или проявлять нежность нельзя, а, может, все вместе. Ребенок вынужден постоянно расщепляться: переживания-то у него есть, он ощущает это, а проявлять их нельзя.

Сейчас, в век компьютеров и интернета, у родителей сформировалась такая привычка: если ребеночек мешает, то вместо того, чтобы пойти с ним кубики поскладывать, я посажу его куда-нибудь, и он там потыкает пальчиком кнопочку и в развивающую игру поиграет. У ребенка формируется такое поведение, при котором вместо того, чтобы задуматься «чего я хочу», он понимает, что «пойду я потыкаю – и все нормально».

- То есть блокируется удовлетворение этой потребности?

- Не совсем. Ребенок не может ее удовлетворить, потому что не знает, где ее удовлетворить. Он может даже не знать, чего он на самом деле хочет. «Здоровый» человек, который распознает свою потребность, скажет: «Я хочу обнять маму», а когда в семье не принято проявление нежности, когда он знает, что если он будет нежным и ласковым, то родители это не одобрят, скажут: «Что ты тут разнюнился?» – то потребность в нежности будет фрустрироваться, попроще – блокироваться психикой еще до момента осознавания.

- В этом зерно зависимого поведения? В теле появляется напряжение, которое человек не может распознать, не может понять его причину – и для разрядки он использует, например, компьютерную игру?

- В общих чертах, да. Поэтапно это выглядит так: появилось напряжение в теле, после этого человек ищет, как от этого напряжения избавиться… и вместо осознавания, чего же ему реально хочется, подросток выбирает привычный способ, приносящий облегчение – игра. Тут есть еще один важный момент – этап подготовки к игре. Он, как правило, ярко выражен. Ребенок идет домой из школы и думает: «Сейчас я приду, включу комп… сейчас загружусь, сейчас…» – это один из признаков компьютерной зависимости. Если мы видим, что у подростка этап подготовки, эмоционально сильно заряженный, то мы можем говорить о том, что, скорее всего, он какие-то свои важные потребности отодвигает, не замечает.

Компьютерная зависимость часто считается безопасным видом зависимости. Ребенок играет, вроде никому не мешает, все хорошо. Но самое неприятное заключается в том, что родители сами часто провоцируют ее возникновение. Вместо того, чтобы пытаться понять, чего хочет ребенок, они стараются эмоционально от него отстраниться, а ребенок, соответственно, вынужден эмоционально отстраниться «от себя», свою эмоциональную часть куда-то задвинуть и пойти уже играть.

- Я поняла эту цепочку так: вот есть потребность, например, в общении с мамой, в каком-то эмоциональном контакте. Ребенок ее не осознает, он просто что-то чувствует. Он непоседливый, ему как-то не по себе. Он не понимает пока еще, что он хочет, и вот это напряжение, внутреннюю скованность, он пытается куда-то «пристроить»…

- Да.Первые несколько раз он идет к маме. Если мама не доступна – занята, или не принимает его ласку, тревогу – он начинает искать другой способ реализовать это напряжение.

Дело в том, что когда он играет, происходит выброс адреналина, ребенок испытывает яркие эмоции. Он не сильно различает виртуальную реальность и жизнь, и тогда, раз уж маму не удается обнять, у него возникает идея, что здесь, в игре, он положительный эмоциональный заряд точно получит, а значит, возникшую потребность удовлетворит. Но происходит не удовлетворение потребности, а снятие симптомов. Самое неприятное в этой ситуации – это пассивное возбуждение. При таком псевдоудовлетворении не формируются навыки здорового удовлетворения потребностей.

Если мы говорим про «хочу обнять маму», то в дальнейшем потребность в любви, в нежности он реализовать не может: не знает, как вообще к человеку подойти.

- Частый повод для беспокойства родителей – это выбор игры, а именно – уровень ее агрессивности. Очень часто они проводят параллель с характером ребенка, с его личностью. Им кажется, что если он в игре такой злобный, хочет всех убивать, то он и в жизни такой. Насколько это сопоставимо?

- Если подросток играет в сильно агрессивные игры, возможно, ему действительно не хватает места, где он может снять агрессию. Возможно, его где-то сильно ущемляют – дома, в школе или еще где-то, а он не умеет защищаться. Как правило, в моей практике через несколько сессий мы с подростками выходили на то, что: «Блин, меня мои одноклассники бесят, я разряжаюсь».

- Насколько возможен обратный эффект, то есть, грубо говоря, когда раскрепощенность в игре переходит в обычную жизнь?

- До 7 лет ребенок почти не различает образы и реальность. Сейчас очень много детей играют достаточно рано, в том числе и в агрессивные игры. То, с чем я уже сталкивалась – родители маленьких детей говорят: «Она меня бьет и не понимает, что мне больно». В принципе, для детей это характерно, они проверяют границы. Но, если он играет в стрелялки, где он людей убивает, он может не понимать, что такое смерть, что, один раз умерев, человек умирает навсегда, а не так, как в игре. Это сильно зависит от возраста. Если ребенок в 12 лет первый раз с этим познакомился, то вряд ли это как-то существенно на него повлияет, но, как правило, это происходит раньше.

- Критический возраст – это до 7 лет?

- Вообще, рекомендуется до 5 лет вообще не допускать детей до компьютера, до 7- под присмотром родителей, и то дидактические игры максимум.

- Мне интересна формулировка «компьютер под присмотром родителей» – как это вообще происходит?

- Вместе садимся: «О! Смотри, что это у нас с тобой тут такое? Тут красный шарик, тут зеленый». Какой-нибудь смешарик, какие-нибудь развивашки. Или Машенька сейчас собирает зелененькие яблочки – то есть вот так, вместе.

- То есть, в принципе, альтернатива собиранию пирамидок и перекладыванию буковок.

- Да. Сейчас очень много дидактических игр, которые родители любят, потому что ребенок в это время занят. Но нельзя забывать о том, что если мы сажаем ребенка тыкать кнопку, то мы мелкую моторику не развиваем. Какие бы ни были замечательные эти дидактические игры, как бы родители и разработчик игр ни говорили, что: «Ладно, он теперь фигуры знает, цвета знает и все такое» – у него ручки не работают, значит, у него речь вовремя не сформируется правильно. А не сформировалась речь – у него мышление правильно дальше не сформируется, и куча других последствий.

- Получается, что способ познания формы, цвета, цифр через экран – это не адекватная замена обычным кубикам?

- Нет. Потому что у нас в детском возрасте, до 3-х лет, доминирует предметно-манипулятивная деятельность. Ребеночек все подряд трогает. Тогда как раз стоит делать пальчиковую гимнастику, чтобы через манипуляции сформировалась речь, через речь – мышление. Если мы до 3-х лет ребеночка сажаем собирать пирамидку, просто нажимая кнопку, то у него, конечно, сформируется представление о цвете и размере, ну и все. Всего остального не будет.

- Возвращаюсь к моменту знакомства с играми. В каком возрасте ребенок может адекватно разделять происходящее на экране и в реальной жизни?

- Считается, что с 7 лет он начинает разделять, а с 12 – нет опасности.

- А в промежутке между 7-ю и 12-ю годами, какие виды игр могут быть приемлемыми?

- Так как я много работаю с зависимыми подростками, мне всегда хочется сказать: игры с родителями и со сверстниками. Из компьютерных – никакие. На самом деле, если мы говорим про норму – то сначала развивается предметно-манипулятивная деятельность. Ведущая деятельность дошкольника – игра. Сначала пресловутые кубики и пирамидки. В процессе такой игры должно сформироваться предметно-образное мышление. Дальше ребеночек начинает понимать взаимосвязи между предметами и явлениями, формируется словесно-логическое мышление. И, как закономерный результат правильного развития – ведущей деятельностью в начальной школе должна стать учебная, ребенку должно стать интересно, должна развиваться познавательная функция. А где-то лет с 10-12 – общение со сверстниками. Это норма. Лет эдак до 15, пока не наобщается. И только после этого появляются профессиональные интересы. Поэтому то, что ребенок сидит за компьютером – это не норма. Норма – он должен сидеть во дворе со сверстниками.

- Что делать с таким явлением: допустим, воспитывают ребёнка замечательные сознательные родители, которые готовы уделять ему время, силы, которые с ним общаются и так далее. Он идет в школу, там общается со своими одноклассниками, которые сидят в своих каких-то устройствах, он, естественно, этим интересуется и начинает клянчить или даже шантажировать родителей, говоря: «Я тоже хочу!» Что здесь делать?

- На самом деле – это правда проблема, потому что игра сейчас стала способом социализации. У подростков, особенно зависимых от компьютера, по большому счету, единственным доступным способом коммуникации становится разговор об игре. Если мы не покупаем ребеночку то, что он просит, то действительно, как бы это ни было печально, есть риск понижения его социального статуса в школе и в детском саду, просто потому, что мы ему не купили какую-то очередную игрушку. Это есть, такова реальность.

- Что же делать?

- Опять же, по рекомендациям возрастных норм – купить – замечательно, но контролировать. «Зачем тебе в садик iPhone?» В крайнем случае, если совсем критично, договариваться с преподавателем, что только в это время, только в эту игру, когда они играют, после этого, пожалуйста, заберите. То есть время надо очень жестко контролировать. До 7 лет лучше вообще не давать. Если даем, то минут на 15-20 с перерывами. То есть, чтобы ребенок на 2 часа не залипал.

- Какой возраст можно назвать самым критическим, когда есть вероятность впасть в экран и не отлипать от него?

- Я бы два момента выделяла. Первый критичный – если до 7 лет его допустили до компьютера, и он какие-то сильно агрессивные и неадекватные игры увидел, у него может сформироваться неверное представление о мире, с которым потом тяжело жить. Второй момент, как правило, следующий пик – это подростковый возраст, потому что нужно строить отношения со сверстниками, а это тяжело. Тут еще подростковые гормоны, сильные эмоции, а пассивное возбуждение в такой ситуации отлично спасает – пришел, поиграл – и уже, вроде с друзьями общаться не надо, все в порядке.

- Это в каком возрасте примерно?

- По-разному у всех. Кто-то в 10 уже переходит в такой, более зрелый возраст, кто-то в 12, кто-то к 14 подходит туда.

- В этот момент есть какая-то возможность родителям помочь удержать его в этом реальном мире?

- Есть. По большому счету, я, когда с родителями работаю, начинаю как раз с того, замечают ли они свои потребности, потому что, если они свои не замечают, они не могут ребенка научить замечать его потребности. Дальше мы переходим к тому, что у ребенка тоже есть потребности, и их тоже надо замечать. Дальше уже родители сами работают с тем, как быть с потребностями ребенка, что он вообще-то имеет право, когда захотел, маму обнять. Не агрессивно, мол «я ребенок, я имею право в любой момент обнять маму», – независимо от того, что с мамой происходит, может, она занята или ей плохо, но он имеет право не получать жесткого отвержения, не получать по рукам за то, что маму хотел обнять. Он имеет право не хотеть, чтобы его мама обнимала. Он имеет право хотеть побыть один. Вот это родителям тяжело принимать, особенно когда в подростковом возрасте появляется потребность в автономии.

- В начале разговора Вы упоминали еще один вид компьютерной зависимости – это интернет-серфинг. Как формируется эта зависимость, и что в нее входит?

- У нас сейчас что происходит? Человек без интернета и без компьютера жалок. Даже в школе ребенок не может быть успешным учеником, если он не владеет базовыми программами. Взрослые же вообще вынуждены обрабатывать большие потоки информации. Гарантированный способ обесчувствить себя – это постоянное получение новой информации. Человек читает какие-то новости, вроде интеллектуально развивается, но на самом деле – это способ себя обесчувствить. Наш мозг устроен так, что нам нужно не только получить информацию, но и обработать ее. На обработку нужно время. Человек, который всегда серфит, не дает мозгу обрабатывать информацию. Как определить, что это зависимость, что это он не просто «газету» читает? Садится человек: «Сейчас я почту проверю… сейчас еще сюда зайду… ну, сейчас, еще 20 минут, а там еще и еще 20. Все, 5 минут – и я ухожу», – так он 3 часа там просидел, открывая разные окна. На сигареты похоже – это способ, в принципе, не замечать любую свою потребность.

- Хотела спросить про временные объемы сидения у экрана. Как определить – это зависимость или еще не зависимость?

- По большому счету, если есть зависимость, то мы всегда будем говорить о неконтролируемой тяге. То есть я хочу, и все. Во-первых, дети начинают злиться, раздражаться, если их компьютера лишают, могут быть агрессивны. Второй момент – это отсутствие контроля: он не может контролировать, сколько он времени провел у компьютера, не может запланировать даже. Какой-нибудь успешный дядечка знает, что он сейчас 20 минут новости посмотрит, у него дела – и интернет он задвинул дальше, спасибо, до свидания, а зависимый человек – сейчас 20 минут, потом еще 20 минут – и зависнет на 3 часа, то есть он не может только 20 минут запланировать.

- То есть это невозможность прерваться тогда, когда хотелось или когда нужно прерваться?

- Когда нужно, если уж совсем критично, возможно, они и прервутся. Могут прерваться, если это физиологические потребности. Могут быть обстоятельства, если мы говорим про работу – пришел начальник, придется игру свернуть, ничего не поделать с этим. Проблематично прервать игру «по доброй воле», просто потому что «хватит».

- Мы постепенно приходим к самому главному вопросу нашей беседы: что с этим делать? Как из этого выходить?

- Опять же, надо рассуждать от ведущей деятельности. Если у нас в подростковом возрасте ведущая деятельность – это общение, то задача родителей – сделать все, чтобы ребеночек начал общаться. Если он у нас не общается с внешним миром, то вывести его на улицу и сказать ему: «Иди, общайся» – это будет издевательство над ребенком. Поэтому первые навыки общения, нормального общения, у него должны возникнуть прямо в семье. Даже если ребенку уже 12 лет, и он перестал общаться со сверстниками по каким-то причинам, все равно нормализация общения должна идти из семьи. Родители должны заметить, что у него есть проблемы. Необходимо как-то попробовать с ним поговорить. Очень часто родители, вроде такие заботливые, приходят поговорить о том, что ребенок сидит в интернете, что из него ничего не вырастет… А когда начинаешь выяснять: «Сколько вы с ребенком общаетесь? Куда вы вместе ходите, что вы вместе делаете?» – «Слушайте, я вообще работаю. У меня задача, чтобы он кушал, и больше мне ничего не надо. Сыт – и слава Богу. Одежда хорошая, еще я ему iPhone купила» – всё. Он, конечно, сыт, и перед одноклассниками есть чем похвастаться, но навыки общения у ребенка не формируются. Задача родителей – эту ситуацию увидеть и постараться изменить.

Есть одна очень распространенная ошибка, которую допускают родители зависимых от компьютера подростков: у ребенка единственный доступный ему способ коммуникации – игра, а родителей уже трясет от слова «игра». Они про это говорить не могут, а ребенок ни про что другое говорить не может. Тогда родители вынуждены как-то подстраиваться и, выдохнув, пробовать говорить с ним про игру: «Вася, как у тебя дела? Во что играешь? О, прикольно! Здорово!» Постепенно Вася сам начнет рассказывать: «Мама, я там уже на 50 уровне» и т.д. Самое интересное, что постепенно, не сразу, а через какое-то время, как правило, достаточно длительное время, Вася начнет еще о чем-то рассказывать, кроме игры. Сейчас, если он завис, он ни о чем другом говорить не может. Родителям сложно говорить с ребенком, когда они злятся на него за то, что он много времени проводит у компьютера, но если они хотят ему помочь, то придется это преодолеть.

- Какова вероятность того, что интерес ребенка к компьютерным играм перерастет в зависимость?

- Сейчас я вам скажу статистику, но я ей не верю.

- Скажите статистику, а потом скажите, почему вы ей не верите.

- В 14% случаев игроки в компьютер становятся зависимыми.

- Не верите?

- Видимо, потому не верю, что я общалась и работала со слишком большим количеством зависимых от компьютера людей. И вижу, что детей туда втягивает. Опять же, подростки с их переменчивым гормональным фоном, с их постоянными сильными эмоциями и неумением эти эмоции во внешнем мире размещать – достаточно сильно влипают в виртуальную реальность. Если брать совсем критические случаи, когда человек не замечает, что он хочет писать и кушать, то возможно, их 14%. У меня в работе было очень много случаев, когда ложится ребенок спать, а через час встает и включает компьютер. Чтобы родители не ругались, не давили, он как бы лег спать. Поэтому и не верю. Я думаю, что процент гораздо выше.

- Почему-то, когда мы говорим о геймерах, мы имеем в виду мальчиков. Неужели девочки совсем не интересуются играми?

- Девчонки тоже играют, просто не так много.

- Почему?

- Девочки созревают раньше, и у них появляется интерес к общению не только между собой, но и с мальчиками. У них чаще не реализуются социальные потребности, поэтому они идут в социальную сеть, где могут с мальчиками каким-то образом общаться. Мальчики, как правило, одноклассники, одногодки или на пару лет старше. У мальчиков еще этих интересов нет, поэтому они, как правило, успевают подсесть на «мужские» интересы – стрелялки, танчики, что-нибудь еще. Хотя некоторые девчонки тоже играют, но их не так много.

- Я слышала мнение, что зависимый человек никогда не сможет избавиться от зависимости, он может ее только сменить на более безопасную. Условно, если человек проводит часы в онлайн-игре, то отказаться от нее он сможет, только заполнив образовавшуюся пустоту чем-то другим – спортзалом, например. Но в таких же огромных количествах.

- Существует такое мнение. Я с ним согласна, если мы говорим про человека, который не ведет осознанной работы над собой, работы для понимания своих потребностей. Если он не будет замечать свои потребности, то он может избавиться от зависимости, только перейдя в другую зависимость. Если он научится замечать свои потребности, то ему будет проще себя останавливать, когда он видит, что у него происходит срыв. Это труд всей жизни. В противном случае все равно всю жизнь у него будет желание вместо этой тяжелой работы – понять, чего я хочу – переключиться на что-то попроще: выйти и покурить, например.

Я бы хотела дать всем рецепт избавления хотя бы от компьютерной зависимости – мол, делайте так и так, и все будет хорошо. Но тут рецептов нет. Единственная рекомендация, которую я могу предложить тем, кто маниакально «зависает» в играх, открывает одну страницу за другой – дать себе время. Отсрочить псевдоудовлетворение этой потребности и попробовать подумать про то, чего я хочу на самом деле. Это очень тяжело, но оно того стоит.

С психологом, семейным терапевтом Натальей Стукало беседовала Вероника Заец