Марина Кравцова

Мягкий небесный поток высветляет мощные стволы и хрупкие стволики добрых берез, делает то там, то здесь ослепительно-золотой их дрожащую листву. От березы к березе идет девушка-красавица - не в кокошнике и русском сарафане, а в потертых джинсах и фирменной футболке, с длинной челкой на глаза. Имя у нее экзотическое - Марианна. Она переступает от дерева к дереву, смотрит на них изумленно, поглаживает гладкую кору... Чего от нее хотят? Странно и страшно. Солнце явно подмигнуло и скрылось за облачко. Девушка села на траву. Заохали, застонали деревья:

- Вперед, вперед, иди вперед!

- Не могу! - ответила Марианна. Сощурившись, смотрела в просветы, глаза болели.

- Иди, иди, она ждет тебя! - зашуршало, зашумело, заплакало в густой листве.

Марианна потерла виски, потом нажала на какие-то точки на ладони и пальцах левой руки - так знакомая докторша учила успокаивать бунтующее сердце. Резким движением головы стряхнула с глаз челку и сказала, еще раз оглядевшись:

- Итак, я не в своем уме?

- Нет-нет, - раздался тихинький, хоть и звучный голосок рядом с ней. Несмотря на нежную слабость его звуков, Марианна подскочила от продолжающейся неожиданности, хотя сегодня ее было уже предостаточно. Голосок исходил от маленького кустика земляники.

- Нет-нет! Просто тебе дано по твоему желанию очутиться в сказке. Правда, не в такой, о какой ты мечтала.

- Я в виртуальной реальности? - тоном знатока спросила Марианна.

- А вот и не так! - справа каркнуло, кашлянуло, прохрипело. Марианна вновь судорожно дернулась и обернулась направо, к старухе-березе.

- В этой вир... в этой твоей реальности, девушка, - наставительно сказала береза, - ты не в реальности, а в глубине обмана.

- В глубине... чего?

- Потом поймешь. А здесь, хоть ты и в сказке, все по правде. Божией правде.

- Не понимаю!

- Скоро поймешь. Иди, ждут тебя.

Марианна послушно попыталась встать, но ноги тут же подкосились. Она закрыла глаза, думая о том, что, когда она их откроет, сказка исчезнет... И зажмурилась крепко-крепко. Ох, как не хотелось, чтобы сказка уходила!

Но если долго сидеть с закрытыми глазами, то уснешь или поплывешь по течению ненавязчивых своих мыслей... далеко... далеко... Марианна поплыла, но не вперед, а назад. Мысли на гребне своей волны услужливо донесли ее до родной комнаты в папином коттедже. В родной комнате на самом почетном месте, как идол в дикарском поселке, возносилось чудо цивилизации - последняя модель компьютера с огромным монитором. Но в ту минуту, куда память на волнах своих вернула Марианну, она не сидела за монитором, принося идолу очередную жертву из сгустка внимания, энергии, нервов, воображения, а лежала на полу, тупо глядя в потолок. В таком непривычном для себя положении она постигала неведомое дотоле состояние вхождения в депрессию. Даже голос папы не вызывал в душе привычного уже благоговейного трепета. Обычно же она волновалась до дрожи, когда отец, серьезный бизнесмен, вновь и вновь приступал к единственному отпрыску:

- Почему опять - тройки? Ты же способная девочка! Я лишу тебя этой машины, ты поняла, Марианна? Уж лучше бы с мальчишками гуляла, что ли!

Но наследница упорно предпочитала лирическим прогулкам и всяким там дискотекам прогулки в виртуальной реальности. Вот и догулялась - до нервного и физического истощения, потому как лето, делать нечего, каникулы, играй не хочу...

Папа, глядя на распластанную на полу дочь, хватался за голову - мало ему постоянно больной, слабонервной супруги, так еще и дочь - почти готовая компьютерная наркоманка. А кто виноват, кто допустил? И вдруг из папы вырвалось:

- А ну встать!!!

Рывком поставил Марианну на ноги.

- Сейчас же собирайся. Сейчас же! Сегодня же едешь с матерью на дачу. И уж там - никаких компьютеров!

***

...Захотелось раскрыть глаза, устала держать их зажмуренными, но - нет! Так просто сказка от нее не уйдет. Да как же она началась-то? Ну да - маялась она, Марианна, первые дни на даче без компьютера, а потом пошла по окрестностям искать в реальной жизни квест - приключение-бродилку. Сказку!

И вот чернотой окон-глазниц притянуло полуразрушенное здание. Грязные стены еще сохранили теплоту проступающего розового цвета, грустно смотрелись на этом фоне серо-белые остатки колонн и еще каких-то архитектурных штучек далекого прошлого. Внутри у Марианны одновременно и радостью полыхнуло, что нашлось наконец-то нечто необычное, но и жутковато почему-то стало. Но интересно! А забраться через большое окно в остов особняка для Марианны - все равно что пройти первой уровень привычной игры: до компьютера увлекалась спортом.

Соскочила в щебень и пыль. Цел потолок над головой, и даже трогательные амурчики проступают местами, там - крылышко, там - кучерявая головка... Эх, сюда бы еще камин с безделушками, зеркало в рост человеческий, паркет драгоценного дерева... Увы!

- А дальше что? - вслух спросила искательница приключений. И тут же увидела - что... Как магнитом потянуло к дырке в полу - к входу, кажется, в подвал. Вниз спускалась железная лестница. Марианна, ни секунды не раздумывая, спустилась и ахнула - из подвала шел подземный ход, неширокий и недлинный. Свет манил к выходу. Она пошла на свет, легко выбралась из подземелья наружу в зияющую дыру и оказалась возле других руин, находящихся в состоянии более плачевном, чем особняк. На церковку, вроде бы, похоже... Тут же - березовая роща, вдалеке - пруд. Вот и все...

Нет, это приключение было не из тех, которое могло бы насытить жажду потрясений у любительницы виртуальных игр. Поэтому ночью, выскользнув из новопостроенного дачного особняка в окно, Марианна с фонариком в руке вновь нанесла визит в старинный, настоящий, хоть и заброшенный, особняк. Проделала недавний путь в окно к подвалу, наслаждаясь чувством ночной жути, и вдруг, уже стоя на ведущей вниз лестнице, выронила фонарик. Он упал с жалобным звуком разбитого стекла. Как в одной из игр при неверном ходе - сплошная темень. Темень населяют крылатые и зубастые существа, которые сейчас должны налететь на Марианну и выпить у нее кровь... Она даже почувствовала легкий укус, заорала, замахала руками, и, потеряв равновесие, свалилась вниз...

***

...Тихий, прозрачный, серебристый свет возвестил о начале сказки. Марианна открыла глаза. Боли не было. Поднялась и пошла вперед медленным шагом. Необычайный свет, неподчиняющийся никаким законам физики, тек от выхода из подземелья, доходя до худощавой фигурки в джинсах и футболке, обволакивал ее, начинал движение назад, вытягивая Марианну наружу. И когда она выбралась на землю, серебристый успокаивающий свет взбрызнул вдруг искрами, превратился в ослепительно-золотой. Что это - уже день? Все было как вчера - развалины храма, роща, пруд вдали, но таилось теперь во всем этом наполненность чем-то - нечто вообще нездешнее, никакими словами непередаваемое...

- Иди к нам, иди к нам! - зазвенели, зашелестели голоса. Звон листьев-монеток, на которые ничего нельзя купить, кроме поцелуя вольного ветра да славного настроения, звучал все громче из березовой рощи. Марианна вошла в нее.

- Здравствуй!!! - услышала со всех сторон.

- Здравствуйте, - еле вымолвила девушка, испуганно озираясь.

- Мы рады приветствовать вас, сударыня, - ответствовала за всех сочным голосом стройная зеленокудрая красавица-береза, далеко не молодая. - Имеем честь передать поклон от госпожи сосны...

- Ой, не слушай ее, слушай меня, - вклинился совсем юный звонкий голосок и несколько душистых листочков весело упало на перепуганную насмерть Марианну. Говорила, по всей видимости, тоненькая березка, к которой девушка ошеломленно прижималась.

- Как так! Невоспитанность! - завозмущались старческие голоса. - Прерывать речь старших!

- Да что вы все всполошились?! - опять смех, да такой, что у Марианны неожиданно на сердце стало радостно, а страх прошел. - Мое почтение, сударыни, но нельзя же так пугать человека! Видишь ли, - обратилась к Марианне юная березка, розовато-белая и чистая, - здесь среди нас есть несколько почтенных долгожительниц, которые насмерть - хоть топором их, хоть пилой - стоят за старинную речь. Отсюда все эти "сударыни" и "мое почтение". Они из тех, кто еще помнит здешних господ.

- Господ? Каких господ?

- Этой усадьбы, девочка, - прохрипела старая, почти пригнутая к земле береза, у которой, несмотря на то, что до августа было еще далеко, уже желтели в зеленых космах длинные пряди, как седина у людей. - Этой усадьбе нынче двести лет.

- И вы помните... - у Марианны округлились глаза. - Ах да! Вы же - деревья. Но... но... но я-то что здесь делаю?

- Мы просили, чтобы ты пришла, - снова хором зашелестели березы. - Нам было позволено поговорить с человеком. Послушай... послушай... послушай...

Марианна упала в траву и тут же вскрикнула:

- А трава, что, тоже живая?! Ей, может, больно, что я сижу на ней... и вообще-то по ней хожу?

- Не больно, - пискнуло снизу, - меня для того Бог и создал, чтобы по мне люди ходили. Вот когда ты нарочно пинаешь мои цветы, выдергиваешь меня с корнем или затаптываешь ради потехи - тогда больно...

- Спасибо, госпожа трава.

- Она не госпожа, - подавилась смехом юная березка. - Она молоденькая, всего пара месяцев, ей не нужно таких церемоний. И запомни: госпожа - ты. Наш господин - человек.

- Плохой господин, - выдохнула немолодая береза с сочным голосом, которая начала разговор. - Ой, какой плохой, когда своего Господина не почитает.

- Какого Господина?

Марианна казалась себе глупым попугаем, который только на то и способен, что переспрашивать. Но понять ее можно - окажись-ка в компании говорящих деревьев!

- Того Господина, - вмешался еще один голос, который странно двоился, и Марианна, обернувшись на него, увидела старую березу, у корня разошедшуюся на два ствола, - Того Господина, которого так почитала барышня...

Марианна только собиралась задать очередной вопрос вроде "Какая же барышня?", как старые березы заговорили все, но не сбивая, а дополняя друг друга, а березки-девочки благоговейно замерли, в который раз слушая этот рассказ. Который, если собрать воедино речь-шелест старых деревьев, прозвучал так:

- Князь отстроил этот дом для своей дочери. Славный был князь. Сама Государыня-матушка Екатерина жаловала его за верную службу... Да, тогда были еще такие славные люди... Наших мест рачитель-благодетель... Сыну своему храм здесь выстроить завещал. И нам, деревьям, отрадно было, когда колокол звонил... Мы хоть твари бездушные, а все едино Творцом Небесным сотворены... А мы были махонькие, когда храм встал, потому что посадила нас княжья дочка, семи лет будучи... Не помнят люди прошлого. Забыли... Все забыли. Лишь мы, деревья, помним. Мы видели... Мы, бездушные деревяшки помним то, что забыли люди...

И такой горький вздох-стон наполнил рощу, что у Марианны слезы выступили на глазах. Только сейчас она увидела, что многие березки изранены, изуродованы, что чьи-то перочинные ножи безжалостно надругались над белизной их коры, выведя разную похабщину.

- Помню, помню, - шамкала согбенная береза с желтизной-сединой. - Я одна росла, молодая и стройная, когда подбежала ко мне малютка-княжна, обняла, щекой прижалась... А потом к отцу... "Батюшка, - кричит, - давай березки посадим! Ты для меня дом здесь строишь, я вырасту большая, буду в доме жить, буду в березах гулять".

Старушка склонилась еще ниже, и то ли сок, то ли какая-то роса непросохшая блеснула на сморщенном сером стволе.

- Любил князь дочку, все для нее делал, - дополнила другая береза. - Я одна из тех, кого княжна посадила. Ровненько всех сажала, по линии. Потом уж запустили нас. Да, вон, молодняк пошел, хорошо. Так-то... Ну а как умер старый князь, сын вскорости по его благословению помог сестре храм возвести... Вот они - развалины. Э-эх!

- И гуляла здесь среди нас княжна, гуляла... - вспоминала вновь береза-старуха. - До старости, совсем одна. Бедная! Нас много, мы вместе - а она одна.

- А ночами мы все огонек ждали, ее огонек. Она выходила из подземного перехода к храму, отпирала его и молилась всю ночь. И до нас доходила ее молитва - такая сладость!

- Мы чувствовали, мы, глупые деревяшки...

- А люди не знали об этом. Она была всегда такая строгая, неулыбчивая, но добрая. Всем помогала.

- Крепостные на руках ее носили... О, но тебе уже пора! Тебя ждет старая сосна.

- Она - особенная! Иди к ней скорей.

Вот тут-то Марианна покорно встала, попыталась куда-то идти, но тут же решила, что сошла с ума. Вновь упала на папоротники. Тогда и последовало березино наставление о правде и обмане, после чего девушка крепко-накрепко закрыла глаза...

***

...- Ты чего, ты чего, ты чего? - взволнованно-сердито раздалось над головой Марианны. - Ч-ир-рик! Заснула, что ли?

Сказка продолжалась, и Марианна без ущерба для нее разомкнула веки. Прыгал по ветке одной из старушек нахохлившийся воробей, всем видом своим и голосом напомнивший Марианне одноклассника, страшно задиристого, но незлого.

- Сосенка старая в беде, ждет не дождется, чир-ри-ик!

- Идите, сударыня, - сказала старая красавица-береза. - Не мешкайте. Беда... Всех нас ждет беда. Хозяина нет. У нас - нет, у старого дома - нет, нигде... ни у кого... нет хозяина.

- Беда! - застонали березы. - Зачахнем, загубят...

- Как я найду эту... эту сосну? - Марианна чувствовала, что дыхание ее сбивается.

- Выходите во-он по той тропинке... дальше... у любого встречного куста спросите. Старую сосну все знают. Она одна осталась от парка и сада, что посадили племянники княжны после ее смерти. От старых хозяев, руками их посаженные, - только мы да она. Только мы помним... люди забыли. Вырубили парк. Эх!

Марианна метнулась к молоденькой березке, звонко чмокнула ее розовую кору, поклонилась, как умела, всем остальным и почти побежала по тропинке.

...Первым попавшимся кустом оказалась одичавшая сирень.

- Простите, вы не подскажете, как пройти к старой сосне? - Марианна с трудом перевела дыхание.

- Как здорово! - обрадовалась сирень. - В первый раз со мной человек так любезно разговаривает. Да еще и ответа ждет! Большое спасибо. А то ведь вы и представить себе не можете, что со мной вытворяют! Одних бутылок опорожненных сколько оставляют у корней... А как зацвету, всю обдерут, ветки поломают. Так ведь больно же! Когда вежливо, с добром, тогда не больно, я сама все цветы отдать готова... да только так со мной уже давно никто не обращается. Как жаль, что сейчас уже лето, и у меня нет букетика для вас... Ведь я еще и белая!

- Я очень признательна... Но не будете ли вы любезны...

- Ах да! - вспомнила сирень. - Старая сосна... Самая стойкая... конечно... Отсюда вам, пожалуй, лучше будет пройти к пруду, обогнуть его справа... вы увидите избенку. Она там, в стороне, одна, а неподалеку уже и остальные дома деревни. Сосна сейчас к этой избенке прилеплена. Вернее - изба к ней, так хозяин-строитель захотел, дерево особое.

- Благодарю вас, - как можно вежливей сказала Марианна и поспешила к пруду.

Откуда ни возьмись перед ней возник человек. Как из пруда выпрыгнул. Марианна даже вздрогнула от неожиданности, а человек, который только что казался ни на кого не похожим, вдруг принял облик Игоря, папиного шофера, который привез Марианну с матерью на дачу.

- Марианка, тебя мать разыскивает! - рявкнул Игорь не своим голосом. - Пошли домой!

Ох как Марианне стало страшно. А с чего бы это? Игоря никогда не видела, что ли? Но почему он с ней, дочерью начальника своего, так груб!? И почему от него жутью веет такой, что аж холодок по спине... и потемнело вроде бы...

А Игорь тем временем стиснул ее руку. Как Марианна закричала, как ногами затопала!

- Отпусти! Ты как смеешь! Да я... Еще тебя слушаться... Да ты...

И тут расхохотался Игорь на весь сказочный мир.

- Отец приехал, новый компьютер привез. Я, я его привез...

И притихла Марианна. Еще сильнее потемнело все вокруг, и она спросила с нескрываемым волнением:

- Пентиум-5?

Едва из ее губ вышло это слово, как все на свете исчезло, словно растворившись в злющем хохоте Игоря, который теперь уже и не Игорем был. Что-то странное, расплывчатое, темное явилось вместо Игорева лица.

И наступила чернота. И только всполохи-вспышли... и какой-то рев и вопль... все сильнее-сильнее-сильнее... Марианна, дрожа всем телом в лихорадочном ознобе, закрыла глаза, заткнула уши, но все равно видела ужасные вспышки и слышала страшный вой. И тут началось... Самые причудливые, самые ужасные рожи, какие только может сотворить человеческое воображение, стали наплывать и наскакивать на Марианну. На нее неслись гоночные автомобили с явным намерением раздавить... тысячу раз за секунду в нее стреляли из ужасающего разнообразного оружия, и боль была настоящей, но не убивающей. Марианна металась, кричала и рыдала, но бежать было некуда, деваться было некуда... Ужас, ужас...

- Что... мне... делать? - выдавилось отчаянным всхлипом. И тут, словно повинуясь чьему-то приказу, память - память души и сердца - пришла ей на помощь. Она вспомнила совсем недавнее... Московский храм, обряд Крещения. И рука, в надежде - последней, отчаянной, - дернулась вверх. Марианна неумело перекрестилась. Ужасы сгинули так же мгновенно, как и появились, и снова было солнце, был день, а она лежала в траве уже на другом берегу озера и билась в истерике. Рядом спокойно сидела молоденькая девушка, похоже, ее ровесница, некрасивая, с большими серыми добрыми глазами, в белой косынке, в платье крестьянки начала двадцатого века. Марианна приподнялась, сверкнула глазами отчаянно и возбужденно:

- Это был ад! - закричала она.

- Это был ад твоего сердца, - мягко отозвалась незнакомка. - Настоящий ад... о, люди не могут его вообразить! Ты была в аду, придуманном людьми. Господь сжалился над тобой. Другого бы ты просто не выдержала.

- А ты видела настоящий ад? - взволновалась Марианна.

- Я была сразу взята на Небо. Но я видела ад на земле - в человеческих глазах.

Марианна села, успокаиваясь.

- Кто ты?

- Мария. Я просила Господа и нашу святую покровительницу, чтобы прийти к тебе на помощь. Ты ведь тоже - Мария.

Да, да, чудесно вспоминался теперь этот день, который иначе, чем спасительный, сейчас не ощущался. Отец захотел креститься и Марианну за собой повел. И священник почти пропел: "Крещается раба Божия Мария..."

- Я Мария, - согласилась Марианна, и глаза ее засветились хорошим любопытством. - А какая у нас святая?

- Открой глаза, - все так же ласково отвечала Мария.

- Открыты уже! - удивилась Марианна.

- Другие. Глаза своей души. И скажи от сердца: "Господи, помилуй!"

- Господи, помилуй! - мольбой и одновременно ликующим криком выкликнулось у Марианны. И все преобразилось: засияла неземной лазурью трава, на которой она сидела, и озеро стало радужно-сияющим... Вновь явился и расцвел погубленный когда-то сад, да такими цветами расцвел, каких никогда еще Марианна не встречала, никакая заграничная ботаническая экзотика, на которую возил ее полюбоваться папа, в никакое сравнение не шла с этой диво-красотой. Меж цветов порхали переливающиеся птахи, а на одном из чудо-деревьев веером раскрыла хвост настоящая жар-птица - необжигающим огнем горело ее оперенье.

- Я сейчас умру... - у Марианны сердце забилось часто-часто. - Я не выдержу... Это рай?!

- Это преддверие. А теперь посмотри наверх...

Наверху явилось светоблистание из разверзшихся небес. И из этого света проступили четыре белоснежные фигуры - чистые и нежные - красоты воистину неописуемой. И увидев их, Марианна уже не глазами, но душой их созерцала, только ими жила сейчас, исчезни они - и она бы действительно умерла. Она знала, кто эти девушки, вспомнила их... Лицо одной из них почувствовалось сейчас таким родным: округлое лицо юной русской красавицы с огромными чистейшими глазами, с простой доброй улыбкой, с теплотой в ласковом взгляде.

- Великая Княжна Мария Николаевна, - произнесла Марианна, словно надпись читала, сделанную кем-то в этот миг огромными золотыми буквами в ее сердце...

- Святая Царевна Мария, - шепотом отозвалась юная крестьянка.

Через мгновение уже не было ничего, вновь две Марии сидели на берегу обыкновенного озера, причем Мария-Марианна плакала навзрыд.

- Я только сейчас вспомнила... Я видела фотографии мельком... Никогда бы не подумала, что вспомню... Это их... да? Их... штыками? Да как же так?!

- Да. А жива Русь после этого только потому, что все ж таки не только деревья помнят... есть и люди, которые не забывают... и молятся. Тебя крестили в день рождения святой Царевны-Мученицы Марии Николаевны. А я родилась в один день с ней, только тремя годами позднее ее... Не забывай ее, и она никогда тебя не оставит. И мы встретимся еще... Там. И запомни - это уже не сказка! Иди.

Марианна поднялась и, пошатываясь, пошла, куда глаза глядят. А глядели глаза ее на высокую сосну возле низкой избушки.

...- Пришла! - голос у сосны был приглушенный и смолисто-густой.

- Почему ты разговариваешь? Мария сказала, что все это уже не сказка.

- Если, по воле Создателя всех тварей и всех законов, заговорила Ваалаамова ослица, почему бы напоследок не заговорить старой сосне, которой осталось жизни всего ничего. Это вам, людям неверующим, кажется, что деревья живут дольше вас. А что такое жизнь дерева перед вечностью, которую даровал Господь вашим душам? Слушай... я стара. Я помню еще княжну... Она ходила молиться в храм по ночам за своего жениха, убитого на дуэли. Для этого из ее комнаты тайком вырыли подземный переход. Она не хотела, чтобы узнали о ее молитвенном подвиге. О-о-х! Страшный грех - дуэль. Вместо святого прощения обид - убийство или самоубийство. Да-да. Мы, деревья, глупы, но чувствуем правду, а про жениха княжны немало говорилось на моем веку. Она так и не вышла замуж, да-а... Слушай, девушка. Нам дано говорить сегодня именно для тебя. Для того, наверное, и меня, одну из всего парка, не срубили. Тебя вымаливают...

- Кто такая эта Мария, крестьянка?

- Я плакала тогда, плакала... как сейчас, - сосна словно не расслышала вопроса, из коры и впрямь обильно заструилась смола. - Страшное наступало время... от Творца отошли люди. Хулить Его стали! Как же это?! Бездушные твари все, как умеют, Создателя прославляют, а люди, с душой бессмертной, с разумом, господа наши, творения венец... Какое безумство! Однажды последняя барышня подошла ко мне и сказала удивленно: "Как сильно плачет эта сосна!" У нее губы задрожали. Она чуть не расплакалась сама.

- Что с ней стало?

- Уехала... Наверное, умерла на чужбине. Ах да, Мария... Она приползла ко мне в ту страшную ночь вся в крови. Не добралась до деревни, до дома своего, не успела. Обхватила мой ствол, так и умерла. Кровь ее смешалась с землей, и мои корни выпили ее... Может быть, поэтому наш Творец и не позволил меня срубить. А? Что произошло? Храм в ночь закрывали. Мало их было, кто заступился... Мария - одна из них - единственная женщина, девчонка... слыхала я: так и бросилась на комиссара. Расстреливали тут же, у храма. Она не сразу умерла, захотела домой доползти... Забыли люди, все забыли... Теперь, наконец, и мой маленький век окончен. Отойди и смотри!

Марианна послушно отошла. Из избушки, к которой прилеплена была изба, вышло двое мужчин, один молоденький, другой - средних лет. У обоих были топоры. За ними почти выбежали дед и бабка.

- Не смейте, слыште! - шамкал старик. - Ей уж скоко лет-то...

Старуха плакала:

- Чем дерево-то помешало? Веселей с ним как-то...

Мужчины, - по всей видимости, сын и внук стариков, - заругались так, что Марианна зажала уши.

- Болван наш прадед, нашел где развалюху выстроить, к сосне прилепил! Мы че, так и должны все лето на эту деревяшку пялится. Говорю же - свет, зараза, загораживает!

И под бабкин плач вонзились в старое дерево два топора. Застонала сосна, и только Марианна услышала ее стон. Она заплакала, хотела броситься на защиту, но ноги не послушались. Марианна словно окаменела и лишь с отчаянием взирала на погибель дерева, корни которого были напитаны кровью новомученицы. Расправившись с вековой сосной, мужики принялись распиливать ее на дрова...

Очнулась Марианна от дыма. Оттащив подальше от избушки несколько дров, погубители сосны развели костер.

И тут случилось самое страшное - и прекрасное, и необъяснимо-чудесное. Бабка, сокрушавшаяся по поводу сосны, и тут же к случаю припомнившая все сыновнии и внуковы грехи, подошла к костру, хотела что-то ворчливо выговорить отпрыскам, да вдруг руками всплеснула, охнула и присела. Марианна подошла ближе и во второй раз за сегодняшний день перекрестилась. Из пламенных язычков выступили изумительные печальные глаза, а потом и весь лик явился... Старший из мужчин заорал, а младший, побледнев, все-таки не растерялся и с помощью палки извлек из костра самую настоящую икону Пресвятой Богородицы...

Этого Марианна уже не выдержала и потеряла сознание.

***

...Очнулась у себя в комнате на даче. Первое, что увидела - страшно измученные глаза отца с застывшими слезинками. Второе... Ее. Икону из сосны.

- Марианна, девочка моя! - закричал отец, когда девушка открыла глаза. - Наконец-то! Он чуть не задушил дочь в объятьях. Никогда, никто, ни при каких обстоятельствах не видел отца Марианны в таком волнении.

- Что со мной было? - еле ворочая языком, проговорила Марианна.

- Мать позвонила... сказала, что ты потерялась. Мы два дня тебя искали! А нашли тебя мальчишки в этом старом усадебном доме... в подвале... с разбитой головой. Что ты там делала? Что случилось?

- Потом... - Марианна покачала головой и - удивительно - не почувствовала никакой боли. - День целый тебя выхаживали, ты бредила, не давала никуда себя увезти! А тут расползлась молва... такое странное событие! В костре появилась икона. Представляешь?! Так вот, ты бредишь, из рук вырываешься, да с такой силой... Я отчаялся, не знал, что делать, - впервые отец Марианны совершил такое признание. - И я решил... Икону по моей просьбе сюда принесли и к губам твоим приложили. И ты очнулась... тут же... мгновенно!

Марианна закрыла глаза и улыбнулась.

- Я была в сказке... и не только в сказке. Я обещаю... я больше не буду компьютерной наркоманкой, папа. И ты пообещай мне одну вещь.

Отец обнял Марианну, но все же возразил:

- Не могу ничего обещать, детка, не зная просьбы. Вдруг тебе пришла в голову какая-нибудь глупость?

- Это не глупость, - теперь Марианна просто светилась от улыбки. - Папочка, помоги восстановить здешний храм... и усадьбу. Быть может, тогда чудесная икона будет стоять в этом храме. И о нас там будут молиться.

Папа посмотрел на Марианну очень серьезно, подумал и негромко ответил:

- Я сделаю это.

Взгляды их пересеклись, и отец и дочь, словно в один миг что-то поняв и прочувствовав, уже не сдерживая себя, расплакались и рассмеялись одновременно...