Преображение как победа

«Некто, пришед в обитель, спросил старца: «Скажи мне, отчего я хочу, но не могу избавиться от пьянственной страсти?» — «Поистине, отвечал тот, можешь, но не хочешь, ибо жалеешь себя не по Бозе». — «Что же такое сия страсть?» — «Ничто иное она у тебя, отвечал старец, как ржавчина, тлящая гвоздь, изготовленный из железа гордыни и вбиваемый в руце и нозе Христа Спаса пропятого».

…Эти размышления на больную для многих тему я начал писать давно, да все никак не мог продолжить. Сегодня — взялся: вдруг почувствовал, что как раз самое время. Потому что — шестое августа по-старому, Преображение Господне.

Пришел с утра в храм мужик. Вид опознаваемый: синеватая одутловатость, небольшая небритость, пиджачная помятость, черные очки, росины пота на лбу, судя по запаху — уже опохмелился, но слегка, не до степени «на другой бок» (хотя, если судить по приподнятой словоохотливости, и эта степень не за горами, наступит уже сегодня). Расспросил у свечного ящика, где какая икона, куда поставить свечку «за врагов и на удачу»…

Потом подошел ко мне. В голосе — смущенная бравада, вызов, глухая боль, детская надежда на авось:

- Святой отец, можно к вам обратиться или как?..

— Конечно.

— Вот вы тут Богу служите… А вот, например, как человеку бухать бросить? Там, молитвы какие-то у вас есть, или как-то вы лечите?

— А кто бросить-то хочет, вы?

В ответ мужик произнес длинный, не очень связный монолог, содержание которого могут повторить — и повторяют — нынче в России многие:

Вот что-то бухаю, не могу остановиться, да это ерунда, а как не бухать, ведь жена-теща-дети-родня — такие сволочи, не ценят, не понимают, а я ведь такой и растакой, золотой, а им только деньги, и вообще рутина заела, а может это и «бывшая» к бабке ходит, порчу наводит, всю жизнь отравляет, потому что я — невинный страдалец, а она — исчадие зла, а денег не хватает, и работы путной нет, а за копейки пахать дураков нет, это все правительство виновато и проклятые олигархи, довели народ, и как тут не бухать, но как-то бросить бы надо, а не могу, вернее могу, но не получается, или получается, но не сейчас, а вот бы со следующего месяца, ведь я, да я, да чтоб я! — а вот душа страдает, потому что жалко себя забубенного великой жалью, и никто не узнает, где могилка моя, и эх! как нам не бухнуть, ведь мы русские и православные, а все зло еще и в том, что нас враги травят паленой водкой, пьем всякую дрянь, а ни врачи и никто не помогает, всем только бабки плати, ну вот хоть вы тут церковные, обязаны же помогать... и всё в таком роде — если не остановить, монолог будет бесконечен.

Я и остановил — уточнив суть:

— Так вы хотите бросить пить?

— А что, думаете, не смогу?

— Думаю, сможете. Если захотите. Нет ничего такого, чего бы человек, с помощью Божьей, не добился, если захочет.

Мы у Бога — дети. Если ребенок добивается чего-то хорошего и стоящего, разве мать ему не поможет? Так и Бог поможет избавиться от поганого рабства алкоголя (тем более, вы не ребенок и понимаете: станете продолжать — разложится психика и сгниет тело, пьянство — медленное самоубийство).

Но избавляться придется в основном самому, с помощью Божьей, может, еще и с помощью врачей, но самому. Пьянство часто связано с гордыней, с самостью человека. Хотите избавиться от него — придется изменить свое отношение к себе, к людям, к жизни. А это нелегко… И начать надо с главного — прекратить внутреннюю истерику и перестать себя жалеть.

Не знаю, понял ли он, о чем я… Помолчал и неожиданно сказал:

— Я в детстве бывал в церкви, с бабушкой. Вон, старушки вон те на нее похожи. Цветы приносят к иконам… А что, по-церковному праздник какой-то?

— Да, завтра — Преображение Господне.

Он снял темные очки — глаза смотрели вниз и в сторону, их я так и не увидел — и горько усмехнулся:

— А… на горе Христос преобразился… знаю, читал. Он-то преобразился, ясно!…А мы-то?!…

Мы-то?

Мы — тоже. Вслед за Ним, с Ним, через Него.

В самом деле: когда мы читаем Евангелие, то видим, что Христос ничего не делал просто так.

Бог стал человеком, чтобы человек обожился, стал подобен Богу по благодати.

Христос пошел по воде — и показал делом: человек — повелитель стихий, обретя с помощью веры свое Богоданное достоинство, и он может преодолеть незыблемые, казалось бы, законы естества; и Петр шагнул на воды вслед за Ним.

Христос одним только словом исцелял безнадежно больных, изгонял из людей нечистого духа — и делать то же завещал и ученикам.

Христос сказал: «Молитесь же так: «Отче наш» — и явил всем людям не просто Всевышнего, но самого настоящего Отца, не только Своего, но и нашего, с которым мы отныне можем быть связаны не только и не столько почитанием и подчинением, сколько сыновней любовью.

Христос воскресил Лазаря, а потом воскрес и Сам — чтобы убедить нас: и мы, рожденные в пронизанный смертью мир, можем и должны не бояться смерти, но пройти сквозь нее и вступить в вечную жизнь.

Христос являл нам чудеса — но не показывал фокусов, того, что могло бы просто поразить воображение, или даже явить величие и могущество Божества, но для нас, простых смертных, быть недостижимым, а значит — бессмысленным. И на Фаворе Он просиял нетленным светом — не для того, чтобы ослепить учеников и покрасоваться перед ними: вот, Я — Сын Божий, убедитесь и трепещите (и, прибавим, даже не для того, чтобы впоследствии дать возможность сонмам богословов защитить магистерские диссертации, разбирая запятые в писаниях Григория Паламы, и велемудрием речений убедить мир в утонченности христианства).

Своим преображением Христос призвал к преображению — всех нас, имеющих смелость назваться Его учениками (Сам Он, мы помним, на Тайной Вечере назвал учеников — друзьями).

Стяжание Фаворского света стало не темой досужих бесед интеллектуалов — стало содержанием жизни многих и многих подвижников, и не только их — всех нас: непреображенные, мы умираем, не прилагая сил для стяжания этого света в себе и своей жизни — тонем во тьме (ах, скажем, ведь мы не подвижники — тем хуже для нас, не расслышавших Божьего призыва к подвигу не в скитах и пустынях древних патериков — в нашей обычной ежедневной суетной жизни…).

Что такое избавление от привычного житейского рабства греху, тому же пьянству, как не начало нашего преображения?

Эй, мужик, ты ушел сегодня из храма, так и не сказав своего имени, — вернись, послушай, что скажу (митрополит Антоний Сурожский говорил: «Я плохой человек — но то, что говорю о Боге, правда», так может и мои слова как-то тебе, горемыке, пригодятся…). Что тебе делать, спрашиваешь? Прежде всего — очнуться, прийти в себя. И с похмелья — не потянуться опохмеляться. Абстинентный синдром так тяжек? Тяжек. Но не настолько, насколько смертельным его рисует тебе твое саможаление.

Не жалей себя.

Зови на помощь Бога и ближних.

Вот увидишь, они не откажут. Нужны будут лекарства — пусть лекарства, только не пей, не пытайся погасить костер страсти бензином. Перетерпи день. Второй. Два дня свободы! А там — еще и еще… И рано или поздно, с помощью Божией, Фаворский свет Христов, про который ты, говоришь, где-то читал как о красивой сказке, станет реальным светом твоей жизни.

Вернемся к началу, мужик, брат мой по несчастной земной юдоли, брат во Христе: не жалей себя. Саможалением, основанном на грехе гордынной самости, вообще пронизана вся наша нынешняя расейская жизнь.

За всю планету не скажу — но посмотри, что творится вокруг тебя, рядом, в подъезде, на улице, в твоем городе или селе: истерическим раскаленным саможалением полны сердца людей — и они спиваются и скалываются, они бессмысленно убивают первого встречного за неосторожно сказанное слово, потому что «всё блин достало!», они идут друг на друга на таран, сидя за рулем автомобиля и не желая уступить дорогу, они бесконечно судятся друг с другом в судах, они забыли напрочь о том, что такое любовь, семейный тихий мир, сладость прощения, дружба и взаимопомощь, и слова о творчестве, о вере, о жизни вечной для них стали пустым звуком…

Мы на войне, мужик, и погляди, сколько вокруг самострелов и дезертиров…

Вспомни рассказы фронтовиков: на фронте часто погибали именно те, кто очень жалел себя и прятался, а те, кто не жалел, получали ранения — но победили.

Мы на войне, и свет Фавора, открытый нам Христом — знамение нашей победы, которая придет непременно, но до которой еще — воевать и воевать.

И в первую очередь — с самим собой.