«И ныне люди не могут глядеть на светило, которое ярко сияет в небесах (Иов. 37:21).
Молодая женщина, лет 30-ти, быстро шла по тротуару. Город гудел, как растревоженный улей. Всюду двигались пешие, неслись машины или автобусы. Женщина была одета довольно ярко и цветисто. На её голове, не чуждой модной завивки, красовалась голубая шапочка, пальто - зелёного цвета, мини-юбка - фиолетового цвета, сапожки - чёрного блестящего лака, словом мало чем выделялась от всех остальных и одеждой, и походкой, и манерами, и даже вычурной речью своей. По походке и всему внешнему осанистому поведению можно было точно определить что молодая женщина прямо гордится собой и явно тщеславится своей внешностью. Вот она неожиданно повернула за угол и почти столкнулась со скромно одетой девушкой.
- А, Настенька, здравствуй, милая, - первая заговорила особа, - а я тебя совсем не узнала.
- Здравствуй, Юля, - ответила девушка, - а уж тебя-то, наверное, и никто не узнает, вон как принарядилась.
- Теперь все так ходят, - будто оправдываясь, сказала Юля. -В Сокольники? - спросили она кротко девушку.
- Да.
- И я туда. Идём вместе! Только с тобой… - замялась было Юля.
- Чего? - спросила Настя, ничего не подозревая.
- С тобой идти-то стыдно вместе, - откровенно и тихо сказала Юля, - ты, Настенька, как старуха одеваешься.
Девушка вспылила всем лицом. Но она подавила неловкое чувство и тихо, как бы извиняясь, сказала:
- Да, ведь я же в церковь собралась, а не в театр, - скромный и правдивый ответ задел Юлю. Она промолчала. Некоторое время шли молча, натянуто. Но когда подруги вышли на ярко освещённую улицу, Юля не стерпела: - Я тоже в церковь иду, а не в театр, - с некоторым раздражением сказала она, - так если в церковь, то надо одеться старухой, как ты?
Настенька опять смутилась, но всё же сказала Юле: - Так лучше молиться в храме, а для Бога нужно не нарядное платье, а чистая душа.
- А что, моя душа грязнее твоей - выпалила залпом Юля.
- Нет, Юля! Зачем ты так говоришь, - обиделась Настя, - я не сказала этого.
Но Юля разошлась вовсю, ей ясно показалось, что подруга унижает её и смеётся над её нарядом.
- Вы все такие, - зашумела она на Настю. - Фаресейки да ханжи, оденетесь, как на похороны, бьёте поклоны, чтобы старухи вас расхваливали, да молодые монахи на вас глядели. Знаю я вас - подхалимки такие, только подачки собирать, да людей обманывать. Сколько тебе дал отец Пётр прошлое воскресенье на исповеди? - раздражённая Юлия заглянула злыми глазами в лицо смущённой подруге. Но здесь случилось неожиданное - Юля споткнулась о что-то твёрдое и, вскрикнув, повалилась в грязную лужу. Настя бросилась к подружке. Она схватила её за руку и, подняв на тротуар, стала очищать липкую грязь с какими-то отходами, прилипшую к модному пальто и платью Юли. Та злилась и ворчала, сама не зная на кого.
Очистившись несколько от грязи, Юлия остальное время шла молча. Настя тоже молчала. Ей-то очень нравилось идти именно так, молча, потому что шли ни куда-нибудь, а в церковь. И если бы не эта грязная лужа, то и теперь Юля, не переставая, клеймила бы её, Настю, за что, сама не зная.
Когда подруги пришли в Сокольники, в церковь, то Юля сразу спряталась за колонну, чтобы её не видели знакомые люди. Она даже не пошла к «помазанию», а всё стояла за колонной. Настя приложилась к святому Евангелию, «помазалась» и принесла капельку мира Юле, помазав её лоб. Однако, такой благодушный поступок не «растопил» сердце подруги. Юля продолжала молчать и не смотреть на Настю. Она считала, что виновницей всей истории с лужей является ни кто иной, как Настя. Она возбудила гнев и расстройство Юли, она своим ханжеством виновата во всём этом. Из храма шли разными дорогами. Юля ушла вперёд, не сказавши ни слова Насте. И с этого вечера между подружками образовалась пропасть… Настя всячески пыталась исправить дело, но Юля наотрез отказывалась дружить с ней. Она называла Настю монашкой, ханжой, тунеядкой, нытиком, и вообще человеком, не понимающим условий жизни и современности. Как протест поведению Насти, Юля стала ходить в театры, кино, завела дома телевизор и даже ночью гуляла с ребятами. Мать Юли плакала, умоляла дочь одуматься, но Юля обманывала всех подряд и продолжала вести разгульную жизнь. Когда однажды, по слёзным просьбам матери, Юля пошла в церковь, чтобы причаститься, там священник, зная прежнюю добрую жизнь Юли, обличил её за дурное поведение, - так она обозлилась и наклеветала на батюшку, будто он подкупал её на блуд с собой и давал ей за это большие деньги. Священника забрали, а Юля продолжала наряжаться и жить распутной жизнью, пока в одной очередной гулянке не напоили её вином с сонным порошком, обесчестили и выбросили глухой ночью с шестого этажа… О, как плакала бедная Настя о своей подружке, как она жалела её и со слезами молилась за неё Богу. И хотя она не считала себя виновницей гибели Юли, но ей с этого времени особенно стало ясно, как враг ловит души неопытные, под всякими благовидными предлогами, обманывает их, и, наконец убивает их навеки.
Соломея, дочь Иродиады, в бесстыдной пляске выплясала честную главу невинного пророка, лишила его жизни и сама потом погибла в ледяной воде, будучи затёрта льдами.
… Сёстры её по зачатию, по беспутству, по бесстыдству, предательству, клевете и ныне живут, но разве это жизнь, когда возмездие не дремлет?..
Молодая женщина, лет 30-ти, быстро шла по тротуару. Город гудел, как растревоженный улей. Всюду двигались пешие, неслись машины или автобусы. Женщина была одета довольно ярко и цветисто. На её голове, не чуждой модной завивки, красовалась голубая шапочка, пальто - зелёного цвета, мини-юбка - фиолетового цвета, сапожки - чёрного блестящего лака, словом мало чем выделялась от всех остальных и одеждой, и походкой, и манерами, и даже вычурной речью своей. По походке и всему внешнему осанистому поведению можно было точно определить что молодая женщина прямо гордится собой и явно тщеславится своей внешностью. Вот она неожиданно повернула за угол и почти столкнулась со скромно одетой девушкой.
- А, Настенька, здравствуй, милая, - первая заговорила особа, - а я тебя совсем не узнала.
- Здравствуй, Юля, - ответила девушка, - а уж тебя-то, наверное, и никто не узнает, вон как принарядилась.
- Теперь все так ходят, - будто оправдываясь, сказала Юля. -В Сокольники? - спросили она кротко девушку.
- Да.
- И я туда. Идём вместе! Только с тобой… - замялась было Юля.
- Чего? - спросила Настя, ничего не подозревая.
- С тобой идти-то стыдно вместе, - откровенно и тихо сказала Юля, - ты, Настенька, как старуха одеваешься.
Девушка вспылила всем лицом. Но она подавила неловкое чувство и тихо, как бы извиняясь, сказала:
- Да, ведь я же в церковь собралась, а не в театр, - скромный и правдивый ответ задел Юлю. Она промолчала. Некоторое время шли молча, натянуто. Но когда подруги вышли на ярко освещённую улицу, Юля не стерпела: - Я тоже в церковь иду, а не в театр, - с некоторым раздражением сказала она, - так если в церковь, то надо одеться старухой, как ты?
Настенька опять смутилась, но всё же сказала Юле: - Так лучше молиться в храме, а для Бога нужно не нарядное платье, а чистая душа.
- А что, моя душа грязнее твоей - выпалила залпом Юля.
- Нет, Юля! Зачем ты так говоришь, - обиделась Настя, - я не сказала этого.
Но Юля разошлась вовсю, ей ясно показалось, что подруга унижает её и смеётся над её нарядом.
- Вы все такие, - зашумела она на Настю. - Фаресейки да ханжи, оденетесь, как на похороны, бьёте поклоны, чтобы старухи вас расхваливали, да молодые монахи на вас глядели. Знаю я вас - подхалимки такие, только подачки собирать, да людей обманывать. Сколько тебе дал отец Пётр прошлое воскресенье на исповеди? - раздражённая Юлия заглянула злыми глазами в лицо смущённой подруге. Но здесь случилось неожиданное - Юля споткнулась о что-то твёрдое и, вскрикнув, повалилась в грязную лужу. Настя бросилась к подружке. Она схватила её за руку и, подняв на тротуар, стала очищать липкую грязь с какими-то отходами, прилипшую к модному пальто и платью Юли. Та злилась и ворчала, сама не зная на кого.
Очистившись несколько от грязи, Юлия остальное время шла молча. Настя тоже молчала. Ей-то очень нравилось идти именно так, молча, потому что шли ни куда-нибудь, а в церковь. И если бы не эта грязная лужа, то и теперь Юля, не переставая, клеймила бы её, Настю, за что, сама не зная.
Когда подруги пришли в Сокольники, в церковь, то Юля сразу спряталась за колонну, чтобы её не видели знакомые люди. Она даже не пошла к «помазанию», а всё стояла за колонной. Настя приложилась к святому Евангелию, «помазалась» и принесла капельку мира Юле, помазав её лоб. Однако, такой благодушный поступок не «растопил» сердце подруги. Юля продолжала молчать и не смотреть на Настю. Она считала, что виновницей всей истории с лужей является ни кто иной, как Настя. Она возбудила гнев и расстройство Юли, она своим ханжеством виновата во всём этом. Из храма шли разными дорогами. Юля ушла вперёд, не сказавши ни слова Насте. И с этого вечера между подружками образовалась пропасть… Настя всячески пыталась исправить дело, но Юля наотрез отказывалась дружить с ней. Она называла Настю монашкой, ханжой, тунеядкой, нытиком, и вообще человеком, не понимающим условий жизни и современности. Как протест поведению Насти, Юля стала ходить в театры, кино, завела дома телевизор и даже ночью гуляла с ребятами. Мать Юли плакала, умоляла дочь одуматься, но Юля обманывала всех подряд и продолжала вести разгульную жизнь. Когда однажды, по слёзным просьбам матери, Юля пошла в церковь, чтобы причаститься, там священник, зная прежнюю добрую жизнь Юли, обличил её за дурное поведение, - так она обозлилась и наклеветала на батюшку, будто он подкупал её на блуд с собой и давал ей за это большие деньги. Священника забрали, а Юля продолжала наряжаться и жить распутной жизнью, пока в одной очередной гулянке не напоили её вином с сонным порошком, обесчестили и выбросили глухой ночью с шестого этажа… О, как плакала бедная Настя о своей подружке, как она жалела её и со слезами молилась за неё Богу. И хотя она не считала себя виновницей гибели Юли, но ей с этого времени особенно стало ясно, как враг ловит души неопытные, под всякими благовидными предлогами, обманывает их, и, наконец убивает их навеки.
Соломея, дочь Иродиады, в бесстыдной пляске выплясала честную главу невинного пророка, лишила его жизни и сама потом погибла в ледяной воде, будучи затёрта льдами.
… Сёстры её по зачатию, по беспутству, по бесстыдству, предательству, клевете и ныне живут, но разве это жизнь, когда возмездие не дремлет?..