Да, будет тебе по вере твоей!

Преподобный врач Агапит Киево-Печерский.

В просторной горнице с высоким решетчатым окном, на широкой постели с шелковым пологом лежит больной боярин Дмитрий. Вот уж три месяца злой недуг не оставляет боярина, все старания лекарей напрасны.

Князь Всеволод в тяжелом горе,— боярин Дмитрий, друг его детства, товарищ и первый советник. Лишиться Дмитрия князю кажется невыносимым горем. Князь употребляет все усилия, чтобы спасти жизнь любимому другу.

Недавно приехал в Киев знаменитый врач из Армении, князь позвал его к больному. Долго продолжался осмотр больного и, наконец, врач объявил свое решение: боярин должен умереть, ничто не может спасти его.

Уныние охватило князя Всеволода, тяжко было ему расставаться с Дмитрием!

Но больше всех страдала жена боярина Дмитрия, боярыня Евпраксия. Дни и ночи проводила она у изголовья больного, никому не доверяла ухода за ним, сама заботилась обо всем.

В комнате тишина. Сумерки начинают сгущаться. Лишь слабый свет лампады едва освещает красный угол, остальная часть горницы погружена во мрак.

Больной в забытьи. Вот уже несколько дней он не вкушает пищи, лишь пьет несколько глотков воды.

На низенькой лавке, у изголовья больного сидит боярыня Евпраксия. Она молода, и ее лицо, исхудавшее и побледневшее за последнее время, по-прежнему прекрасно; особенно хороши глаза — задумчивые, темные, скрытые под густыми ресницами.

Боярыня тихо встает и подходит к оконцу:

— Еще не видно! — шепчет она. Часы идут.

Евпраксия с беспокойством замечает, что ночь близка.

— Боже! Неужели он не придет? — шепчут ее губы.— А завтра может быть уже поздно!..

Снова подходит боярыня к окну, вглядывается в темную даль, но нет! Напрасно! Никого не видно. Тихо опускается боярыня на лавку у постели больного. Больной затих, лишь изредка во сне слышится его несвязная речь.

Боярыня склоняется на подушку рядом с больным, и дремота начинает овладевать ею.

Дверь скрипнула. Евпраксия быстро встала.

— Кто тут? — шепотом спросила она.

— Матушка-боярыня,— послышался в ответ старческий голос вошедшей няни,— посланный из обители возвратился...

— Один? — быстро перебила ее боярыня.

— Нет, с ним старец.

— Веди его, веди скорей, няня,— заторопила Евпраксия,— скорей...

Старушка ушла.

Боярыня подошла к постели больного.
Бред снова усилился. Несвязные слова вылетали из его воспаленных уст.

Дверь снова отворилась и в горницу вошел высокий старец с длинной седой бородой. Это был отец Агапит, инок Киево-Печерской Лавры.

Евпраксия бросилась к нему.

— Наконец-то! — молвила она шепотом.— Отче! Я жду тебя целый день.

— Не мог, дочь моя,— отвечал старец,— много больных было в обители...

— Отче, помоги Дмитрию,— прошептала боярыня,— сегодня врач объявил, что спасенья нет... Я была охвачена отчаянием... и вдруг вспомнила о тебе. Ты можешь его спасти!

— Веришь ли тому, что говоришь? — строго спросил старец.— Может быть, это пустые слова; может быть, ты хочешь испытать все средства, лишь бы спасти боярина?..

— О, нет,— твердо ответила боярыня,— я верю, что ты можешь это сделать именем Господа Иисуса Христа! Испытай веру мою!

— Хорошо,— сказал старец,— да будет тебе по вере твоей! Молись и проси у Господа исцеления супругу твоему!..

Боярыня опустилась на колени, припала к холодному полу и горячая молитва полилась из ее наболевшей души.

Старец подошел к больному, положил руку на воспаленный лоб боярина и тоже начал молиться.

По мере того, как старец читал святые слова молитвы, больной стал затихать, а рука старца словно снимала жар с горячей головы Дмитрия.

Боярыня все молилась. Горячие слезы текли по ее бледным щекам, поклон за поклоном клала она перед иконой Богоматери, уста шептали молитву...

Вдруг больной глубоко вздохнул... и открыл глаза.
Агапит перекрестил его и подошел к Евпраксии.

— Встань,— ласково обратился он к ней,— Господь услышал твою молитву!

Старец тихо подвел боярыню к больному.

Евпраксия подошла к постели, наклонилась над лицом Дмитрия и остановилась в изумлении: боярин лежал с широко раскрытыми глазами и ласково смотрел на нее.
Лицо его было спокойно, от него не веяло горячим жаром, легкий румянец окрасил бледные щеки.

Евпраксия вскрикнула и бросилась на грудь больному. Слезы радости брызнули из ее глаз, и она в восторге целовала дорогие, милые черты лица мужа.

— Довольно, дочь моя,— послышался кроткий голос Агапита,— он еще слаб, не утомляй его шумной радостью. Благодари Господа за милость.

— И тебя, отче, благодарю за чудную молитву твою, угодную Богу,— промолвила Евпраксия, склоняясь пред старцем.

— Господь помогает верующим в Него! — отвечал Агапит, благословляя Дмитрия и Евпраксию,— благословенно имя Его вовеки!