Марина Алёшина



21 марта

Я видел его. К утру, как всегда, не спалось, вышел встречать рассвет.

Как он летел! На фоне восходящего солнца — размах белых крыльев, подсвеченных розовым светом…

А отец уверял: их не существует…

— Живи тем, что у тебя перед глазами, тем, что твоорится сейчас, нынешним днём.

— Ты не веришь в них?

— Просто людям нужна сказка.

— Но зачем такая сказка? О далёком береге, куда всё равно — не добраться?

— Кому — для чего, — сказал он тогда спокойно, но тревога мелькнула в глазах: заподозрил, что я не поверил.

Они снились мне. Крылатые люди, взлетающие с другого берега над широкой гладью реки. Кто они? Откуда у них крылья? Почему умеют летать? Как и когда научились?

Сегодня, когда я увидел его, парящего над водой, заболела душа, и я почувствовал зов.

Лететь.

На тот берег.

22 марта

Думал о них весь день, о тех летающих людях. И о крыльях. Наблюдал за небом. Под любым предлогом выходил из дома. Синева притягивает взгляд, сердце болит. Я чувствую зов. Я не могу противиться ему.

Кажется, отец всё понял.

25 марта

Мать зарубила трех куриц. Я украл перья, сложенные в кучу в сарае и спрятал их. Хочу сделать крылья. Нужно тщательно все продумать и сделать чертеж.

Каждое утро встаю на рассвете, напряженно вглядываюсь в небо. Но в нём — только птицы.

30 марта

Крылья наполовину готовы…

Был серьёзный разговор с отцом, вернее, его монолог:

— Чего ради пропадаешь вечерами в сарае?

Я молчал, и это ещё больше завело его:

— Ты — ничтожество, — кричал он, — витаешь в облаках, веришь сказкам. Зачем ты вообще нужен? Спускайся с небес на землю! Помоги матери, она надрывается, а ты — занимаешься в сарае какой-то ерундой!

Так он кричал, мать плакала, я молчал, младший брат смотрел на нас широко открытыми глазами. До сих пор он не понимал, почему так сердится на меня отец. Теперь, кажется, понял.

Отец надрывался:

— Их нет! Нет! Это бредни!

Я молчал. В сердце бился зов.

Они — есть.

15 апреля

Брат изводит меня каждый вечер, дразнит. В глазах людей я идиот, потому что верю в летающих, с того берега. И мастерю крылья. Теперь все об этом знают: брат подкараулил меня и разнес по деревне. Отец в ярости.

Но всё меньше трогает их отношение. Теперь смотрю на них со стороны. Я стал смотреть на них со стороны. И -- теперь жалею их.
Пусть говорят, что хотят. Пусть потешаются. Через два дня будут готовы крылья. Я выбрал самый высокий утёс. С него и полечу. Даже если весь мир будет смеяться надо мной.

1 июня

Долго не мог писать. Я полетел тогда, и разбился. Вся деревня хохотала. Считают меня дураком. Отец зол, но я болел, и он ничего не высказал. Мать просиживала у моей постели дни и ночи. Брат шепчет на ухо всякие гадости.

Мне и правда было плохо, но не из-за них. Я не знаю, как теперь полечу.

Сегодня вышел к реке, вглядывался в тот берег и шептал:

— Возьмите меня к себе и научите летать. Пусть буду худшим, только бы – с вами!

Я всё смотрел, пока не стемнело. А потом вернулся домой.

Мать была спокойна. Отец сидел у огня, уронив на колени натруженные руки. Он плакал.

15 июня

Кажется, живу на том берегу. Сердце переселилось давно, теперь переходят мысли. Родители молчат. Брат дразнится реже. Часто вечерами сидим в тишине.

Каждое утро встречаю рассвет: не увижу ли снова размах белых крыльев?

Где вы, парящие в вышине?

1 июля

Крылья уже трудно скрывать — приходится все время ходить в куртке.

Лето жаркое.

Отец все понял, но молчит. Мать жалеет. Брат перестал дразниться.

Жду, когда крылья окрепнут настолько, что смогут перенести меня.

Приписка рукой младшего брата:

24 августа

На рассвете он полетел. Я проснулся от шума хлопнувшей двери, пошёл к реке.

Он стоял, вглядываясь в тонкую полоску противоположного берега. Расправил крылья — ослепительно белые, плавно взмыл к восходящему солнцу.

Как он летел! Размах крыльев, подсвеченных розовым светом… И с того берега поднялась в воздух целая стая — навстречу ему.

А отец всегда говорил, что их не существует…

Раньше я дразнился. Просто не понимал.

А сегодня, когда увидел его, парящего над водой, заболела душа, я услышал зов.

Лететь.

На тот берег.